Маловероятно
Шрифт:
Моя сводная сестра наливает нам чай и угощает песочным печеньем, пытаясь завести беседу. Она рассказывает, что учится на ветеринара, и шутит, что Мал наймет ее, когда в будущем возьмет на себя бразды правления семейной фермой.
— На самом деле это Мал посоветовал мне стать ветеринаром. Помнишь, Мал? Тот день, когда я пыталась спасти голубя? По-моему, это случилось под Рождество, когда нам было одиннадцать.
Мал глядит на меня.
— Да. Точно.
Он не помнит. С лица Кэтлин не сходит нетерпеливая улыбка.
— Он просто
— Я музыкант. — Он выливает в чай полкоробки молока и пристально смотрит на чашку. — Ферма меня не интересует.
— И все же иногда ты помогаешь Бойлесам.
Мал пожимает плечами.
— Да, когда им нужна помощь. А еще я иногда хожу посрать. И это вовсе не означает, что я хочу становиться сантехником.
Я прыскаю и чудом не разливаю по столу чай. Чудом.
— И какой из тебя музыкант, Мал? Ты не хочешь быть певцом и не продаешь свои песни, даже когда тебе поступают предложения. — С красными щеками она хлопает ресницами.
Пару минут они пререкаются на эту тему, как вдруг Мал прерывает поток вопросов Кэтлин, ее аргументов и говорит:
— Мы вообще-то хотели спросить, не могла бы ты поделиться с Рори воспоминаниями о Глене. Она ведь никогда с ним не виделась. Разумеется, если ты не против.
— О, конечно. Я не хотела сама поднимать неудобную тему. — Она улыбается, повернувшись на стуле ко мне. — Конечно, Рори, спрашивай, что хочешь. Что тебя интересует?
— Хм… — Я хлопаю под столом себя по коленке. — Каким он был?
Вспоминал ли меня?
Скучал по мне?
Интересовался мной?
— Лучшим человеком на свете, Рори. У нас были замечательные отношения. Папа славился язвительным чувством юмора и огромным музыкальным талантом. На самом деле я знаю только одного парня, который оказался талантливее его. Это Мал. Папа привык называть меня наггетсом, потому что в детстве я была низенькая и пухлая. Мал, ты помнишь? Я еще долго на него обижалась.
Кэтлин протягивает руку и пожимает плечо Мала. Он в то время смотрит на меня. Кэтлин разговаривает со мной немного отчужденно, но я списываю это на ее огорчение, потому Мал заявился к ней со мной.
— У него, как у нас, были веснушки? — спрашиваю я. Теперь вопрос кажется тупее, чем звучал у меня в голове. Дело в том, что я никогда не видела своего папу. Совсем. Мама рассказывала, что у него темные волосы, светлые глаза и три подбородка. Да, из этой женщины вышел бы великий поэт.
— Нет, — посмеивается Кэтлин. — У него было бледное и гладкое лицо. Веснушки у меня от мамы.
Очевидно, мои мне тоже достались от мамы.
— А у тебя есть его фотография? — Я нервно тереблю пальцы под столом.
— По-моему, нет. — Сестра морщит
Я качаю головой, пытаясь проглотить ком в горле от подступающих слез. Наверное, я зря приехала повидаться с настоящей семьей, которая у него осталась.
Мал хмуро смотрит на Кэтлин.
— Кики, пара снимков Глена у тебя точно найдется.
Она прикусывает губу.
— Мне жаль. Несколько недель назад мама затеяла генеральную уборку и все перенесла на чердак. Думаю, ключ у нее, но ее нет дома. Рори, знай я о твоем приезде, попросила бы ее оставить ключ.
— Он вспоминал меня? — спрашиваю я, уткнувшись носом в чашку чая. Не хочу видеть на ее лице жалость, когда она ответит.
Смотря вниз, краем глаза я все равно вижу, как Кэтлин ставит чашку на стол и тяжко вздыхает. Почти наигранно. Не понимаю, зачем я так жестока к себе. С каждым вопросом я вбиваю очередной гвоздь в гроб своей самооценки.
— Ох, Рори, мне правда жаль.
Я беру чашку и подношу ее к губам. Горячее пойло жгучим потоком спускается с языка по горлу, но я практически залпом допиваю его, потому что желаю почувствовать хоть что-то — даже боль, — чтобы отвлечься от того, что происходит у меня в голове. В итоге Мал опускает мою руку с чашкой.
— Уверена, иногда он вспоминал. Он бы полюбил тебя! — отчаянно старается Кэтлин. — Папа всех любил. Правда, Мал? Даже того придурка Джареда, который каждое воскресенье продавал на углу подделки «Барберри».
Мал загадочно смотрит на нее, потом на меня. Под его взглядом я чувствую себя голой, будто меня лишили одежды, кожи и костей. Он словно глядит мне прямо в душу и препарирует ее ножом и вилкой.
Он приходит в себя, потягивается.
— Прошу прощения, дамы. Зов природы — три галлона мочи призывают меня отлучиться в сортир.
Мал встает и не спеша идет в ванную. Я понимаю, что он знает этот дом, как свои пять пальцев. Он бывал здесь тысячу раз. У них с Кэтлин своя история, свои отношения. Я должна радоваться, что Кэтлин может выйти замуж за такого парня как Мал, если она умудрится его приручить. Такого смешливого, очаровательного и красивого.
Однако я почему-то совсем за нее не рада.
Стоит Малу скрыться с глаз, я качаю головой и улыбаюсь.
— Он такой непредсказуемый, правда?
Приторная улыбка Кэтлин тут же исчезает. Она выуживает из лежащей на столе сумочки блеск для губ и обильно намазывает им поджатые губы.
— Не твое дело, какой он на самом деле. Он мой. — Ее дружелюбный голос теперь холодным острым клинком проходится по моей шее.
Я резко вскидываю голову.
— Не поняла?
Она чмокает губами, берет чашку, оттопырив мизинец, и медленно делает глоток.
— Проблема в том, что Мал падок на бродяжек. Какими бы грязными и бешеными они ни были. — Она угрожающе щурится. — И опасными.
Раскрыв от удивления рот, я смотрю, с каким отвращением она на меня смотрит и как меняется ее лицо.