Маловероятно
Шрифт:
И, впервые слушая ее и зная, что песню написал Глен, я чувствую лишь удовлетворение и умиротворенность.
Ни боли. Ни стыда. Ни гонки за финальным объяснением.
Потому что кем бы Глен О’Коннелл ни был, но он привел меня к любви всей моей жизни. В мой новый дом. В место, где я важна. Где зарабатываю тем, что снимаю малышей, а не гоняюсь за одурманенными коксом гламурными звездульками и изворотливыми домогающимися боссами. Где время от времени мотаюсь в Северную Ирландию, чтобы повидаться со своим сводным братом Тэроном, положить свежие цветы на его
Кэт я тоже навещаю.
Я даже навещаю папу. Да, удобно, что все они похоронены на одном кладбище.
Я помню, когда Мал убежал в ванную, Кэтлин сказала, что никогда не примет моего ребенка, но мне повезло воспитывать ее дочку, а это самое ценное.
И когда Мал смотрит мне в глаза, а люди выкрикивают, свистят и смеются, потому что до одурения ясно, о чем он думает, пока поет эту совершенно невинную рождественскую песню, Тэмсин умирает от стыда и машет пакетом со своими новыми сапожками. Она говорит слова, которые я никогда не надеялась от нее услышать:
— Мам, пап, уединитесь!
В эту минуту я не горю.
Не чувствую ледяного холода.
Только… совершенное тепло.
Пятнадцать лет спустя
Мал
Я не буду сегодня душить своего ребенка.
Я не буду сегодня душить своего ребенка.
Не буду…
— Пап! Кики сказала, что я недостаточно высокий для баскетболиста. — Сидя сзади, Грейсон пихает локтем свою сестру, Кэтлин. Я развязываю галстук-бабочку (бабочку!), отъезжая от нашего шикарного дома (угу, это вы тоже верно расслышали) по направлению к Дублину, на свадьбу моей дочери Тэмсин.
— Ну, твоя сестра права, — вставляет Рори и, стараясь успокоить, сжимает мое бедро.
Слушайте, мне вполне нравится парень, за которого выходит Тэмсин. Он не похож на серийного убийцу, мужа-насильника, болельщика «Манчестер Сити». Мне просто не по себе вручать мою малышку другому мужчине.
Я не в буквальном смысле, разумеется. Тэмсин печется обо мне сильнее, чем я о ней. Но отпуская своего ребенка, переставая быть самым важным мужчиной в жизни дочери, чувствую что-то бесповоротное.
— Это выговор! — машет руками Грейсон.
— Оговор, дурак, и ты ошибаешься, — фыркает Кики.
Имя Грейсон немного похоже на «Глен», но отдаленно, чтобы всем нам было комфортно его произносить. Кэтлин притом названа в честь моей первой жены и сестры Рори с целью почтить ее память. Это самые несносные двенадцатилетние дети на свете. Даже мои братья, сестра и мать не в силах справиться с их дерзостью. Сказав с Рори «да» (снова), мы решили попробовать родить Тэмсин сестренку или братишку. Хорошо, что мы были подготовлены к тому, что жизнь нелегкая штука. После двухлетних безуспешных попыток мы сделали выбор в пользу ЭКО. И, представьте себе,
— Ты вечно ей с рук все спускаешь. Это ужасно нечестно.
— Зато честно, что у тебя лицо некрасивое, — парирует Кики.
— Ну хотя бы не уродливое, — невозмутимо отвечает Грейсон.
— Но и остроумием ты не блещешь. — Кики скрещивает на груди руки и ехидно улыбается.
— Она выиграла. — Я пожимаю плечами, постукивая пальцами по рулю, и чувствую, как моя прекрасная жена многозначительно сильнее сжимает мою ногу. — Что? Она лучше отбивает удар. Я уважаю хорошую провокацию.
Приехав на место, я отдаю парковщику ключи, чтобы тот поставил нашу машину, а Рори несется в отель, где Тэмсин собирают к церемонии. Я следую за ней, а близнецы волочатся сзади, наверное, споря о том, какого желтого оттенка солнце и кто первым зайдет.
В кармане вибрирует телефон, и я останавливаюсь в коридоре, жестом указав близнецам идти за матерью, помочь сестре подготовиться. Затыкаю пальцем свободное ухо.
— Да?
— Мистер Доэрти?
— Зависит от того, кто звонит.
— Майкл Корр. Риэлтор. Мы созванивались неделю назад. Вы оставляли заявку на дом на Генриетта-стрит.
Это самый близкий дом к нашему коттеджу. Он принадлежит Смитам. Ну, точнее их детям, поскольку теперь миссис Смит печет пироги в раю.
— Верно.
— Просто хотел вас поздравить. Они приняли ваше предложение и с радостью продадут дом.
Я с облегчением выдыхаю. Последние несколько лет выдались у матери Рори нелегкими. Дело в том, что шесть лет назад Дебби нашла себе мужчину и рехнулась от любви к нему. Она бы ни за что на свете не переехала к нам, хотя места у нас навалом. Поэтому я купил ей дом рядом с нами, чтобы Рори могла за ней приглядывать. Что касается ее нового-прежнего мужчины, Антонио Романо? Уверен, он оценит близость к Италии.
Еще один плюс: они будут жить напротив Тэмсин и ее мужа Джеймса. Значит, еще одна пара глаз присмотрит за моей малышкой. (Да, это никогда не приестся.)
— Спасибо, — протяжно говорю я. — Вы сделали этот день еще невероятнее.
Я заканчиваю разговор и подхожу к приоткрытой двери, ведущей в гостиничный номер моей дочери. Заглядываю внутрь, чувствуя, что сердце наполняется пылкой искренней радостью.
Грейсон и Кики сидят на диване. Она пытается приручить его невозможную шевелюру, которая досталась ему от меня, и впервые в жизни они не ругаются.
Над моей старшей дочерью колдуют визажист и стилист по прическам, а она сама сидит за туалетным столиком и держит мою жену за руку.
Мою красивую, чудесную жену.
— Только помни, что навсегда останешься моей маленькой девочкой. Даже когда тебе исполнится восемьдесят, — говорит Рори.
Тэмсин смотрит на нее и улыбается.
— Спасибо тебе, — шепчет она.
— За что? — улыбается Рори.
— За то, что дала нам с папой семью. Дала мне единственное, о чем я всегда мечтала. Заполнила пустоту, которую никто, кроме тебя, не смог бы заполнить.