Мальтийское эхо
Шрифт:
— Милая Верочка, давай сегодня не пойдем к Дуомской площади. Я немного устал и хочу побродить просто, без плана и без многолюдья, — предложил мужчина.
— Я согласна. Будем вальяжны, как пара итальянцев.
— Вот именно. Я не согласен со стереотипами сицилийцев: шумные, жестикулирующие.
— Это правда. Италия — родина титанов: они «нажестикулировали» и «Мону Лизу», и «Давида»…
— А как «жестикулировали» Данте и Вергилий, — смеясь, поддержал Андрей.
— А как «жестикулировали» в Питере Росси, Растрелли и прочие… — продолжала Верочка.
— А Вивальди и Россини, а… — мужчина запнулся, уткнувшись глазами в название церкви, у дверей которой они оказались: Сан-Паоло.
Но дело было не в названии. Его удивил и огорчил огромный, старый, весь проржавевший замок на двери.
— Святой Павел не принимает. И давно, — очень грустно пошутил Андрей Петрович.
Они прошли дальше, свернули в узкую, тихую улочку и снова неожиданность! Небольшая каменная лестница поднимается в буквально метровом пролете между домами. И эта лестница заканчивается дверью! Но только рамой двери, без внутреннего полотна! Рама тихонько качается на петлях и скрипит! И эта рама словно обрамляет живую картину: небо и в нем одинокая птица снуёт туда-сюда и громко кричит. Будто зовёт на помощь.
— Дверь в никуда, — подавлено отметила женщина.
— Нас кто-то зовет. Ищет… подает знак, — тоже тихо промолвил мужчина.
Лицо Веры Яновны стало бледным. Щеки и ноздри задрожали. Андрей Петрович задумался, затем высказал следующее:
— Положим, замок на храм «повесил» Ричард… А птица — это кто-то из близких… чья-то душа… может Г.Н….
— Поднимемся по лестнице и заглянем туда? По ту сторону рамы? — спросила женщина.
Лицо мужчины, только что казавшееся отрешенным, приобрело тревожный, даже смятенный вид.
— Куда туда? В бездну? — строго спросил Андрей, — неясные знаки, беспокойные предчувствия — не повод, чтобы…
Он не закончил мысли, а вместо этого добавил:
— Нить еще не соткалась… Нельзя… можем нечаянно порвать… Может, в эту дверь постучится удача… а может, неудача выбила полотно, а сейчас вообще сорвёт раму с петель…
Андрей Петрович опять не дал себе труда заключить свои метафорические образы в четкую, логическую форму.
Вера Яновна попросила андреев телефон и послала «эсэмэской» Иришке и бабуле, просто: как дела? И с просьбой быстро ответить. И ответы были быстро получены. Иришка написала «Bene», бабуля то же самое, но по-русски: «хорошо».
У молодой женщины сразу прояснилось лицо, появилась безмятежная улыбка.
— Что-то я заражаюсь от тебя нехорошей какой-то мистикой, — Верочка недовольно покачала головой, посматривая на Андрея.
— Да нет, у тебя распахнулась дверь… Магические наваждения! Отличное воображение!
— Вырази, наконец, свою мысль ясно!
— Солист группы «Doors», Джим Моррисон начинал концерты фразой, — мужчина тростью указал на «дверь» и процитировал внушительным и выразительным тоном, — «Если бы двери человеческого воображения были распахнуты, люди увидели бы мир таким, какой он есть — бесконечным!»
— Класс! — восхитилась Вера Яновна.
— Нам налево, — Андрей Петрович слегка ударил тростью по углу небольшого и скромного с виду плаццо.
Они еще час бродили по средневековым волшебно-игрушечным улочкам.
— Как здесь спокойно и уютно! Какая настоящая, неприторная красота, какое обаяние старины! Хотя жаль, что стены кое-где обшарпаны, почернели от влажности. Нет, нет, это тоже придает особый шарм, — искренне говорила Верочка.
— Да, милая моя спутница, здесь дух, запах и гул даже не столетий, как на Мальте, а тысячилетий. Античность, тайна Алефа, — вторил ей Андрей.
Чарующие узоры архитектуры завораживали, цепляли расслабленные взоры путешественников.
— Смотри! — женщина радостно схватила Андрея Петровича за плечо. — Церковь рыцарей мальтийского ордена!
— Замечательно, что мы наткнулись на нее! Привет, Мальта! — с вдохновением отреагировал мужчина.
— А вот кафе «Караваджо». Давай зайдем, поедим. Уже около восьми вечера, — предложила Верочка.
— Отлично.
Им подали меню. Только они перевернули обложку, на глаза попалась запись на русском языке, выполненная в стиле каллиграфии 18 века.
«Дорогой друг! Если ты питерец, пригласи хозяина кафе Игоря. Я хочу поболтать с тобой пару минут о Питере и в подарок угостить нашим фирменным блюдом «Стейк Караваджо». Подарю и мой путеводитель «Романтический Ортиджиа».
Пригласили, конечно, незамедлительно. Подошел высокий, очень худой брюнет с длинными волосами и бородой. Глубоко посаженные карие глаза тепло приветствовали гостей из Питера. На вид ему немного за сорок.
Они перекинулись несколькими фразами о питерских новостях, хозяин подарил свою брошюру, наполненную изумительными картинами, видами Ортиджиа. Действительно пронизанными романтической влюбленностью в остров.
— Я смею предположить, что это ваши работы. И на стенах тоже, — Вера Яновна обвела взглядом экспозицию, — прекрасная живопись! И масло, и акварель, и просто грифели.
— Да, мои. Я — художник. 15 лет назад покинул Питер… Очень скучаю… Путешествовал… И вот девятый год здесь. Пару лет рисовал на улицах, работал кем угодно. Мечтал заработать денег на студию. Написал вот путеводитель… Все эпизодично… и средств не давало.
— Извините, Игорь, на стенах — подлинники? — спросил Андрей.
— Да.
— Они чудесны! Но почему… — замялась Верочка.
— Ничего, спрашивайте. Я люблю говорить о живописи, да еще с питерскими интеллектуалами.
— Почему на всех картинах двое? Почему чаще парочка в лодке? Он всегда изображен серыми, фиолетовыми тонами с плохо прорисованным лицом, напоминающим лицо Караваджо. Она, молодая девушка, везде одна и та же, в желтых, голубых и белых платьях. Ее черты лица четко прорисованы. Парочка либо на закате, либо на рассвете. Почему эта девушка будто все время вырывается и хочет улететь?