Мальтийское эхо
Шрифт:
«Мария-Терезия умерла в 1780 году, Мария Антуанетта казнена в 1793 году. Не подходят». И всё же интуиция ещё ни в малой толике не угасла. Ему было ясно, что подсознание работает в том направлении, в котором «растворилась» Укладка в тумане истории. Он по-прежнему Видит.
«Да, Франция, Россия, Австрия… Годы 1798–1805».
«Да, на авансцене драмы с Орденом иоаннитов пока одна Мария Фёдоровна, жена Павла I».
К завтраку Вера Яновна вышла уже нарядно одетая. Строгий бежевый костюм: юбка и жилетка, белоснежная кофточка. И даже в туфлях. На шее бусы из нескольких ниток мелкого жемчуга, опала и янтаря. Строгая Снежная Королева, ведущий научный сотрудник. Ведает архивами тайнописи и тайнами тантрической любви. Накрахмаленный стоячий воротничок блузки скрывал следы последней.
— Класс! У тебя вид повелительницы! — восхитился мужчина.
— У меня всего двадцать минут! — она начала быстро намазывать на ломтики твёрдого швейцарского сыра красную икру.
Сделала несколько глотков кофе.
— Я работаю до позднего вечера. Ты почитай, погуляй, а вечером я позвоню. Сходим куда-нибудь поужинать. Так какой сон? — она ещё отпила кофе из чашечки. — Про мост?
Ему и правда приснился мост! Кажется «Биржевый». По мосту медленно движется фаэтон. В нём Яков Брюс, и хоть шляпа сильно надвинута на глаза, в его облике Андрей узнал себя. Он держит в руках «Чёрную книгу». Под его ногами глобус. Раннее утро. Над рекой дымка. Мужчина видит трёх дам, опёршихся о перила моста и задумчиво смотрящих в воду. Брюс приказывает кучеру остановиться. Выходит, идёт к дамам.
— Здравствуйте, сударыни.
— Здравствуйте, Андрей Петрович.
— Меня зовут не Андрей Петрович, и я с вами не знаком. Я — Яков Брюс, астролог, нумеролог, алхимик, магистр оккультных наук. Вы сейчас смотрели в тёмную воду реки. Хотите заглянуть дальше, в бездну неизвестности? Я начертаю ваше будущее. Имён не нужно, только точные даты и время рождения.
Андрей-Яков открыл книгу и начал чётко, аргументированно открывать дамам тайны их судеб.
Андрей Петрович замолчал на пару секунд, а затем сказал тихо и задумчиво:
— Самое странное, что я во сне точно составил женщинам гороскопы, рассчитывал и чертил сложные схемы из огромной матрицы информации в своей голове! Но, Вера, ни нумерологии, ни астрологии я не знаю!
— Ты вчера в коридоре очень внимательно рассматривал картины с волшебными мостами, — улыбнувшись как-то загадочно, сказала Вера.
— Ты же понимаешь: это от тебя… — горячо начал мужчина.
— Я всё понимаю, — вежливо перебила его женщина, приложив свой пальчик к губам Андрея. — Нам было так хорошо эти три ночи! И вот — обменялись… Дарами. Всё, я убегаю. Вот ключи.
Она чмокнула Андрея Петровича в щёку и вышла из квартиры.
Он вышел снова на балкон. Солнце было уже высоко. Воздух свеж после вчерашней грозы.
— На улицу! На Невский! Шляпу и трость мне! — скомандовал мужчина сам себе.
Он приближался к метро «Чернышевская», когда ему позвонила Вера.
— Я сейчас была на приёме у директора. Его секретаршу зовут Маша… Одну из приснившихся тебе дам зовут Мария, — она говорила, растягивая слова и делая паузы. — Может почудилось?
— Вроде нет. Я это имя тоже… просчитывал, — ответил мужчина.
— Не спеши работать со всей матрицей! По кусочкам, шажками, «крадучись», как говорит Анна Никитична, — беспокоилась женщина.
— Анна?! Ты случайно её вспомнила?
— Хм… всё, пока, нужно работать.
— И ты, дорогая, сов приручай постепенно, лаской, с открытым сердцем. Целую тебя, — Андрей чмокнул телефон.
— И я целую.
Андрея Петровича осенила идея о подарке Верочке. Брошь с совой! Конечно! Художественная, изящная, дорогая. И заказать нужно немедленно!
Он вспомнил, как они с Юрием сделали подарок Ольге на её 20-летие. Замечательный ювелир в Гостинном дворе тогда работал. Это была тоже брошь, серебренная, в виде раскрытой книги. Ольга тогда увлеклась историей искусств, и на одной «страничке» они попросили изобразить из полудрагоценных камней ветку с птичкой, а на другой надпись «Рисуя ветку, надо слышать, как свистит ветер». Андрей улыбался своим воспоминаниям. Как замечательно было безобидно спорить о науке и искусстве, не убедительно жонглируя афоризмами-аргументами.
Они цепляли Оленьку, выговаривая: «Пока художник пробьётся, учёный успеет сделать карьеру». Девушка легко парировала: «Ложь, конечно же, расположена ниже науки, но художественный вымысел выше». И добавляла: Это сказал один польский математик. Метафора, мальчики, обгоняет исследование». Мы ворчали: «Ты не собираешься творить, ты хочешь изучать творчество других. А волшебство искусства исчезает, как только его начинают исследовать».
Андрей Петрович зашёл в Гостинный двор, нашёл тот самый киоск ювелира. Но работал в этом киоске молодой мужчина.
— Извините, на этом месте в 1975 году «колдовал» такой более чем средних лет мужчина. Очень толковый ювелир. Вы, случайно не знаете…
— Знаю. Это мой дедушка, — радушно отозвался молодой человек. — А что?
— У меня есть заказ. Для него.
Андрей изложил суть своей просьбы, пытаясь донести образ совы как можно яснее:
— … сидит на пенёчке, крылья расправлены, мгновение до взлёта… рельеф оперения… серое… белое… серебристое. Лицевой диск, жёлтые яркие круглые глаза, жёлтый клюв… чёрные когти. Размер небольшой, не тяжёлая… Да, ещё: на пенёчке сидит также птичка-невеличка, рядом свёрток бумаги и золотая шкатулка.
— Понимаю, — внимательно слушал ювелир.
— Да, но в облике должна быть не только мудрость, но и загадочность, даже мистичность, — волновался заказчик.
— Дед обожает такие вещи! Он уже руками не работает, но головой — ой-ёй! Поможет мне идеями и советами в технологии. Материалов у нас предостаточно.
— Да, да… на его усмотрение.
— Вещь не будет дешёвой, не менее 50 тысяч рублей, — подумав, сказал парень. — Точнее скажет дед через пару дней.
— Я зайду в понедельник. Мы можем, я полагаю, «разогнаться» в ювелирных экспрессиях и до 100 тысяч.