Мальтийское эхо
Шрифт:
Барон вспомнил о после России в Неаполитанском королевстве графе Андрее Италийском. «Лиса»! Он несколько раз появлялся на Мальте. Официально он вел по указанию Павла переговоры о том, чтобы разделить Мальту между Россией, Неаполем и Англией. Сем же он намерен стать губернатором Мальты. А пока останавливается в доме теперешнего губернатора Александра Болла. И вот представился случай, которым Гомпеш решил непременно воспользоваться. Италийский на английском бриге должен был отправиться на Сицилию, в Мессину, где в это время находилась эскадра Ушакова. И барон через одного из верных ему рыцарей передает в руки Италийского вторую половину Пергамента, оставив первую в катакомбах Сиракуз. В записке графу он указывает, что вверяет ему секретнейший документ огромной сакральной силы и просит по его дополнительному распоряжению передать этот документ лично в руки императора Павла.
«Почему, почему Италийский не дал отчета о своих действиях? Что случилось?» — думал барон. Да, на сцене театра политического абсурда того времени все очень быстро менялось. В ночь с II на 12 марта 1801 г. Павел был убит! «Своими»! В том же 1801 Папа Римский и католическая церковь во всеуслышание поддерживает Наполеона! Странный ход, сложная и запутанная интрига между всеми!
Барон начинает искать возможность сблизиться с Наполеоном. Наконец он был принят в Париже. Визит был обставлен как официальный, и ничего не предвещало того унижения и позора, что выпал на долю Гомпеша. Наполеон выслушал сбивчивый доклад бывшего великого магистра, покрутил в руках камушки из Укладки и вдруг, вскочив и бросая на барона колючие взгляды, проговорил: «Я отправляю вас, барон, на юг моей страны. Поживите, погостите во Франции. А когда я пойму, что эти «камушки» способны делать… Или лучше вы сами вспомните и более внятно и убедительно объясните мне… Тогда… может быть… Снова встретимся… Прощайте…»
Он очень часто вспоминал эти слова Наполеона. И не мог без комка в горле и сдавленного дыхания думать о них. И слезы, даже слезы бежали по щекам. Он был глубоко обижен! И хотя понимал, что не был откровенен с Наполеоном, гневно ругался: «Кот в сапогах! Выскочка!»
«Котом в сапогах» супруга называла Жозефина, и эта кличка очень нравилась Гомпешу. Он взял удочки, надел длинный плащ, сапоги, шляпу и вышел из дома. Уже подходя к краю берега, довольно крутому, уже поставив ногу на ступеньку каменистой из крупной гальки лестницы, он вспомнил, что забыл ведерко и, огорчившись, резко повернулся назад. В тот же миг нога соскользнула с мокрого от дождя камня, барон кубарем слетел вниз и, ударившись крепко головой и потеряв сознание, остался лежать на чужом пустынном берегу, у самой кромки воды.
— 26 -
«Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут!»
Эта цитата из «Мастера и Маргариты» была андреевым девизом. И он никогда и ничего не просил. И они ничего не предлагали и не давали. Но такой паритет во взаимоотношениях с теми, кто сильнее, устраивал Андрея Петровича.
За время пути на пароме до Мальты им удалось восполнить часы сна, скраденные короткой ночью. Легкая морская качка прекрасно убаюкивала. Вера Яновна очнулась ото сна бодрой, и на протяжении всего дальнейшего пути до Стамбула строила радужные планы в отношении своей жизни и жизни Андрея. Но то, как вдохновенно она заглядывала ему в глаза, ища поддержки, слегка раздражало мужчину. Особенно в тех эпизодах, где «стол воображения» накрывался «дарами Волхвов» от Деева.
Тон Верочки сначала был мечтательным, затем уже немножко настойчивым, она все активнее употребляла знак «плюс» между их именами. Однако в намерениях Андрея не было определенности после знака «равно». Он просто не мог и не хотел об этом думать сейчас.
— Почему ты ничего не говоришь, никак не реагируешь на мои высказывания, Андрей? — обиженно проворчала женщина.
— Я уже пару лет мечтаю ограничить до минимума свои отношения со временем и пространством. Точнее, пожалуй, ограничить всяческие официальные, деловые отношения с начальниками любого рода и ранга. А построение планов обвяжет меня нитями-путами, да и столкнет нечаянно в бездну времени и пространства. Поэтому буду и далее придерживаться: «Не верь!», «Не бойся!», «Не проси!»
— Если вернешься к себе… неужели лекции будешь читать далее изо дня в день? Это не путы?
— Возможно. Одну-две лекции в неделю. Это нормально для хорошего, интересного спецкурса. Или двух-трех дипломников лучше возьму… А пока вот поживу недельку-другую в усадьбе, мне ваша компания очень нравится: ты, пани Мария… все. Если будет случай снова окунуться с головой в приключения как на Мальте и Сицилии, да еще такие, — он не смог подобрать «какие», поэтому поднял большой палец, — только позови! Примчусь!
— Что ж… Будешь фельдмаршалом в запасе. И иногда поручиком для особых поручений. Гвардии поручиком, — очень грустно пошутила Вера.
— Вот это с удовольствием! Я еще клады люблю и умею искать. Парочку ведь вот нашел.
— Один. Пергамент, — улыбнулась Вера.
— Другой — ты! — Андрей нежно поцеловал подругу.
— Я снова любовница. Как свежая лошадь на старинных почтовых станциях.
— Ну зачем ты так. Любовница — хорошее слово.
— Одолженная у Любви? — она губами поцеловала бабочку.
— За высокую цену! Нежная моя Королева, ты ведь прекрасно понимаешь: если хочешь оставить бабочку легко порхающей — не трогай ее крыльев.
— А может, ты просто боишься стартовать на длинную дистанцию? — вновь нахмурилась молодая женщина.
— И это тоже. У меня не такое легкое дыхание, как у тебя, — спокойно ответил мужчина.
Они устроились в уютном уголочке в ожидании рейса до Санкт — Петербурга.
Вера Яновна пробормотала:
— Ожидать придется почти три часа. — И после паузы. — Ты извини меня, Андрей, за бабскую болтовню о… планах. Я не буду тебе сейчас досаждать.
— Ты не досаждала. Диванчик мягкий, я, пожалуй, поразмышляю чуток. Этак вяленько, — сказал Андрей Петрович.
— Хорошо. Я пойду в Duty Free.
— Удачи! — напутствовал мужчина.
Верочка «прошоппинговала» по залам огромного пространства «свободной торговли» около двух часов и вернулась расслабленная и довольная. Чуть взмокшие корни волос у висков и капельки пота над верхней губой и за крыльями носа свидетельствовали, что процесс был настолько увлекательным, что не давал возможности приостановиться.
— Ты опять дремал? — она жадно пила воду из пластиковой бутылки.
— А ты очень хозяйственная, — сыронизировал Андрей, указывая на три больших фирменных пакета.
— К сожалению, нет. Такие вот «приступы» бывают очень редко в моей обычной жизни.
— И чего там вкусненького? — он шаловливо просунул ладошку в одну из сумок.
— Именно там, куда ты столь простодушно сунул свой нос, — восточные сладости, набор специальных чаев (и успокоительных, и бодрящих), бутылка ликера на травах. Приедем домой и устроим пир.