Малыш: мамино счастье
Шрифт:
• спорт.
Что можно и нужно сделать?
1. Носить бюстгальтеры практически постоянно, в послеродовом лучше даже и спать (при условии, конечно, что он действительно удобный, качественный и подобран по размеру – иначе от сдавливания может развиться лактостаз).
2. Ухаживать за кожей груди: есть пищу, богатую витаминами А, С и группы В (свежие овощи, фрукты, ягоды, каши, яйца, творог, морковь, печень); делать легкий массаж (круговыми движениями от центра к периферии либо в душе под струей воды), пользоваться мягкими пилинг-кремами (не чаще 1 раза в неделю, затем нанести на грудь легкий увлажняющий крем). После прекращения лактации можно попробовать контрастный душ, средства для лифтинга груди на основе морских продуктов (еженедельно), массаж кусочками льда. Для коррекции растяжек – пилинг с помощью гликолевой кислоты и озонотерапия в косметических салонах (естественно, в этом случае надо посоветоваться с гинекологом/маммологом).
3. Поскольку красота и форма груди в большой степени зависят от состояния грудных мышц, самое большое внимание нужно уделить спорту (плаванию и специальной гимнастике).
Упражнение 1 . Стоя, соединяем ладони на уровне груди, локти в стороны, с силой давим ладонями друг на друга в течение 5 секунд, потом расслабляемся. Повторяем 6 – 8 раз.
Упражнение 2 . Так же стоим, крепко соединяем пальцы рук на уровне груди «замком» (локти в стороны). Резкими движениями пытаемся «разорвать» сцепленные кисти в течение 5 секунд. Повторяем 8 – 10 раз.
Упражнение 3 . Встаем лицом к стене, опираемся на нее руками на уровне плеч. С силой давим на стену, как будто хотим ее отодвинуть. Повторяем 8 раз.
Упражнение 4 . Отжимания: встаем на четвереньки, руки на ширине плеч, ладони смотрят внутрь под углом 45 градусов, ступни и голени отрываем от пола – отжимается 8 – 10
Важно! Иногда после прекращения лактации в течение достаточно долгого времени из груди продолжаются выделения. Как правило, они бывают молочного или бежевого цвета и самостоятельно исчезают через три-четыре месяца.
Если же выделения имеют кровянистый характер, коричневый, зеленоватый оттенок – нужно срочно обратиться к маммологу. Также его нужно посетить, если естественные выделения продолжаются больше года.
Глава 4 ЧП (о том, как дети делают нас слабыми)
В этой главе речь пойдет о детских болезнях и чрезвычайных происшествиях. От которых, увы, не застрахован никто. Именно в минуты ЧП понимаешь, как хрупка жизнь самого дорогого человечка на планете. Что ваше с ним единение зыбко, ваш мир тонок и беззащитен, а внешние, порой сокрушительные силы сильнее. Один миг, доля секунды, и все может рухнуть…
Даша: непрерванный полет
Наша Даша встала на ножки в семь месяцев. Она с удовольствием осваивала новый навык утром, топчась в своей кроватке, пока я приводила себя в порядок. Я совершенно не боялась, что она выпадет на пол. Во-первых, потому что борт кровати доходил ей почти до груди, и перегнуться и потерять равновесие, казалось, она не могла. Во-вторых, свою дочку я считала очень сознательной и смышленой. А значит – дебют в прыжках с высоты нам не грозил. К тому же я никогда не оставляла ее одну, без присмотра. И даже находясь в ванной, следила за ней через отражение в зеркале.
Прошел месяц. Декабрьским утром я спокойно сушила в ванной волосы, как вдруг сквозь жужжание фена услышала: что-то тяжело упало. Я насторожилась. Выключила фен. Тишина. В голове мелькнуло: это не Даша. Она не могла… Ведь не плачет…
Я обернулась в холл в надежде увидеть через два отрытых дверных проема улыбающуюся дочку в смешном комбинезончике, но в кроватке ее не было. Взгляд соскользнул вниз, на ковер. Даша лежала на полу на спинке, раскинув ручки в стороны. Как кукла. И в то самое мгновение, как я наконец осознала произошедшее, раздался ее пронзительный плач…
Крохотное тельце на моих руках дрожало от рыданий. Я крепко прижала его, словно хотела, чтобы вся Дашина боль и весь ее испуг перешел ко мне. Мысли опережали друг друга. Что она себе повредила? Позвоночник? Голову? Ручки? Как же так? Как это могло случиться? Что же теперь будет???
Пальцы осторожно ощупывали Дашу, боясь наткнуться на видимые повреждения, но так ничего и не нащупали.
– Все, моя девочка, все, мама рядом, – повторяла я. – Ну-ну, не надо плакать, все будет хорошо. Все будет хорошо. Все будет хорошо…
Это, наверное, я себя уговаривала, пытаясь не думать о возможных последствиях падения, не дать разыграться воображению.
Даша уже не плакала, только изредка вздрагивала у меня на плече и всхлипывала. Я ходила с ней кругами по холлу, что-то говорила без остановки, а в голове стучало: какие симптомы у сотрясения мозга? Рвота? Потеря сознания? И что страшнее: ушиб головы или все-таки сотрясение. Ведь сто раз читала про это, и хоть убей, все вылетело из головы.По тяжести повреждения мозга выделяют легкую черепно-мозговую травму (сотрясение головного мозга и ушиб головного мозга легкой степени), ушиб мозга средней степени и тяжелую черепно-мозговую травму. Чаще всего у детей встречается легкая черепно-мозговая травма, число случаев которой составляет от 60 до 80% в структуре всей нейротравмы.
Мне было больно глотать – во рту все пересохло. Пульс бился так, что казалось, я его слышу.
Даша совсем успокоилась и даже что-то тихонько запела. А я металась. Как поступить?
Вот он – момент истины. Я – мать. Я в ответе за эту беззащитную жизнь. И я должна ПРИНЯТЬ РЕШЕНИЕ. Вдруг кровоизлияние? Вдруг повреждение позвоночника? Я ведь никогда не прощу себе, что смалодушничала, понадеялась на авось и не показала ребенка врачу.
Если клинические проявления тяжелой черепно-мозговой травмы очевидны, то легкая черепно-мозговая травма может протекать завуалированно и осложниться формированием внутричерепного кровоизлияния со сдавливанием вещества мозга.
Не снимая Дашу с рук, я стала названивать в «неотложку» при детской поликлинике. Там было беспробудно занято. Устав от постоянных коротких гудков, я решила позвонить в московскую службу спасения. Ведь у них там наверняка есть дежурный врач, думала я. Мне бы только спросить, посоветоваться – как быть, на что обратить внимание, бить тревогу или не бить.
На том конце провода ответил участливый женский голос. Я сбивчиво объяснила ситуацию.
– Да, да, сейчас соединю вас с дежурным врачом, – заверила оператор. Ее слова звучали очень обнадеживающе.
В трубке зазвучала музыка. Мое напряжение стало немного спадать: вот сейчас мы проконсультируемся с опытным специалистом, и все будет в порядке.
Голос оператора вынырнул из музыки неожиданно.
– Вы знаете, к дежурному врачу уже телефонная очередь. Давайте я вам лучше «скорую» вызову?
– «Скорую»? – такое предложение застигло меня врасплох. Но я его быстро приняла.
«Скорая» – это очень даже хорошо, думала я. Это даже лучше, чем «неотложка». Сейчас приедут быстренько, врач осмотрит Дашу и успокоит меня.
В ожидании «скорой», я выглянула в окно и ничего не увидела – ни деревьев, ни очертаний домов – лишь плотную, непроницаемую стену снега. За окном был буран. Таких дней в московскую зиму бывает от силы два-три. Когда метет так, что все живое и неживое вмиг превращается в движущиеся и неподвижные снежные кучи. Дворничиха вела неравную битву с завалами снега. Хотя природа тут же демонстрировала всю бесполезность этих усилий.
При такой погоде «скорая» приехала неожиданно быстро – за двадцать минут. Я ожидала увидеть врача, но молодой мужчина с бородкой, вошедший в дверь, больше походил на санитара. Он ощупал Дашину головку и сухо сказал:
– Собирайтесь, едем в больницу.
Я просто оцепенела от испуга.
– Как в больницу? Что вы там нащупали?
– Пока ничего. Но это может быть трещина. Собирайтесь.
Приказ «собирайтесь» вывел меня из оцепенения. Его сменила паника. Я сама ни разу в больнице не лежала. Что делают в таких случаях? Собирают-то что? В душе натянулись все струны. Еще одно слово, одно движение, и они порвутся.
– Где можно позвонить? – спросил доктор. Безучастный взгляд, безучастный вопрос. Равнодушие и отстраненность в каждом жесте.
Я молча протянула трубку. Он застучал по кнопкам.
– Подождите, пока не одевайтесь. Сейчас я выясню, куда вас везти. С собой ничего не берите, только пару памперсов и страховой полис. Если что – вам потом все остальное родные привезут.
– У меня ребенок с утра ничего не ел, может, хоть бутылочку с молоком…
– Не надо, – меня прервали на полуслове. – Ее может вырвать. И возьмите с собой целлофановый пакет – вдруг станет тошнить в машине.
Он, наконец, дозвонился.
– В Сперанского не доедем, – его слова отнимали у меня воздух. – Метель, там пробка на три часа. Что? Да, по МКАД, наверное, лучше. Хорошо, тогда в Тушинскую повезем.
Пик, трубка на столе.
– Одевайтесь, – это уже мне.
Он стал заполнять какой-то формуляр. В мой адрес больше ни слова. Что, куда, как? Как будто нас это не касается.
– Я предупрежу мужа, – глаза уже намокли. – Что ему сказать, куда мы едем?
– В Тушинскую детскую больницу, улица Героев Панфиловцев, – все тот же безучастный взгляд, безучастный ответ.
Губы дрожат. Гудок, второй, третий, пятый. Наконец, муж ответил.
– Дима, Даша упала с кроватки, нас на «скорой» везут в больницу…
Я зарыдала.
– Что вы плачете? Одевайтесь! – доктор брезгливо поморщился. Мои слезы его раздражали.
Такую реакцию называют «профессиональная деформация личности». Это когда на мир смотришь не так, как все остальные. Когда вместо сострадания – раздражение и цинизм. Доктор со «скорой» столько в своей жизни повидал плачущих мамочек, что их слезы у него вызывали лишь стойкое неприятие. Они мешали ему работать – механично выполнять свои функции.
– Жду вас снаружи.
И вышел.
Он не предложил мне подержать ребенка, пока я закрывала дверь. И спокойно смотрел, как я, обхватив одной рукой Дашу в объемном комбинезоне и пакетик с памперсами, другой пыталась повернуть ключ в замке. Для меня это было дико.
На улице лицо обдало снежным ветром.
– А как мы поедем обратно? – садясь в машину «скорой», спросила я.
– Там вам все скажут, – отрезал «санитар».
Я не знала, что нас ждет, и что нам скажут. Но я надеялась на лучшее. Я надеялась на то, что в больнице после осмотра нас с миром отпустят домой. Что к тому моменту с нами уже будет наш папа, который после моего звонка сломя голову бросился через весь город в Тушинскую больницу. Что мы словим машину и вместе поедем домой…
Внутреннее убранство «скорой» потрясло меня своей неказистостью. Все старое, обшарпанное. Я положила Дашу на банкетку и, пока мы месили снег и грязь на МКАД, она заснула.
Когда машина въехала на территорию больницы, я приготовилась к выходу. Но у приемного отделения мы не остановились и поехали куда-то дальше. Куда? Никогда не думала, что у этого детского стационара на окраине Москвы такая огромная территория. Мы ехали и ехали, а через замороженное окно была видна только белая гладь снега.
Наконец остановились. Маленькое здание. Двери. Крупная надпись – Травмпункт. В приемном окошечке попросили полис. «Санитар» оформил какие-то бумаги, препроводил меня к нужному кабинету и, попрощавшись, ушел. Свою работу он выполнил. Как мог и как хотел.
Скинув с себя пальто, я просочилась в кабинет. Нас встретил доктор – такой же бородач, как и только что простившийся со мной «санитар». Но какая между ними была разница! «Этот» доктор излучал доброжелательность и участие. Его глаза смеялись. В них была жизнь.
Врач проворными движениями ощупал мою Дашу вдоль и поперек и радостно сообщил мне, что никаких повреждений нет.
Я распахнула глаза:
– Вы уверены? Может, сделать рентген?
– Поверьте мне, рентген не нужен. Я вместо него! Все вижу не хуже.
– Она ведь упала почти с метра высоты…
– У таких детишек косточки еще мягкие. К тому же ковер смягчил удар. Всего доброго! Не падайте больше!
Растерянная, я вышла в коридор. Все так просто? Мы с Дашей так намучились, наплакались, изголодались, а потребовалось три минуты осмотра специалиста, чтобы весь страх растворился во вздохе облегчения.
Я все еще стояла в нерешительности: что теперь делать? Осознав, что этот травмпункт на окраине цивилизации муж точно не найдет, я решила идти к главным воротам, и оттуда ему позвонить.
О том, как я шла по заметенным дорожкам огромной больничной территории с Дашей наперевес, можно было бы снять героический фильм «Подвиг полярника». Природа свирепствовала, ветер сдувал капюшон, липкий снег оседал на ресницах. А я, согнувшись, зажмурившись и прижимая к себе ценную ношу, тонула в сугробах.
Минут через двадцать моей борьбы со стихией калитка в заборе вывела меня на улицу Героев Панфиловцев. До главных ворот больницы нужно было пройти по ней еще несколько десятков метров, но я уже выдохлась. Даша, чувствуя мой надрыв, тихонько хлопала глазками под козырьком комбинезона. Я позвонила мужу.
– Абонент временно недоступен, – ошарашил меня механический голос.
Это был провал.
Я подумала, что муж, как это у нас часто бывало, забыл зарядить телефон, и вот нате вам – «абонент временно недоступен». Аккумулятор сел в самый неподходящий момент! И как мы теперь друг друга найдем на этой бескрайней больничной равнине? Зачем, блин, вообще иметь сотовый телефон, если не хватает мозгов его вовремя подзаряжать?
Как потом выяснилось, телефон был очень даже «жив», просто муж в тот момент ехал в метро. Но мне и в голову не могло прийти, что он решит ехать в больницу на общественном транспорте! В моем представлении при форс-мажорных обстоятельствах ловят машину и мчат через пробки и снега. Но муж здраво рассудил, что быстрее доехать получится под землей, а не по ней.
А мы с Дашей стояли на заснеженном тротуаре, мимо сквозь метель продирались машины и троллейбусы. Мы обе думали. Я не знаю, о чем в тот напряженный момент размышляла Даша, а я судорожно соображала, как поступить. Идти до приемного отделения не было сил. Да и не факт, что мы там встретимся с нашим папой. Ехать домой? Как?
У меня не было денег. Ни копейки. С утра в доме оставалась последняя тысяча рублей одной бумажкой. И муж забрал ее, ведь не может же он ехать на работу с пустым кошельком. Да и на что мне деньги, если я все равно никуда не собиралась выходить?
На обочине перед калиткой, откуда я вышла, стояли «бомбилы». Один из их них подошел ко мне:
– Куда вам, девушка?
– Да никуда, у меня нет денег.
Он пожал плечами и снова спрятался от непогоды под крышу своих «Жигулей». Изображать Робин Гуда в его планы явно не входило.
Я смотрела вслед уходящему троллейбусу. Может, доехать до метро и там упросить контролершу пропустить меня без билета? Или… Точно! Как я сразу не догадалась? Я снова вынула телефон. Папин мобильник ответил сразу же:
– Папа, папа! Ты можешь забрать меня из Тушина?
– Из Тушина? Ой, как далеко… Сейчас никак не могу вырваться. У нас делегация приехала…
Папа всегда бросается мне на выручку, а тут вот не повезло. Из центра города до больницы по такому бурану в прямом смысле надо ехать три дня на оленях. Он потратил бы на нас почти весь рабочий день, да и мы не смогли бы его ждать еще два часа.
Мозг усиленно работал. Искал выход, решение. Не зря говорят, что в моменты ЧП у людей проявляются сверхспособности – и мыслительные в том числе. Я снова схватилась за телефон:
– Папа, а до нашего дома ты смог бы доехать?
– Наверное, да…
– Тогда вот что… Подожди секундочку…
Я постучала в окошко тому самому «бомбиле».
– За сколько довезете?
– Двести пятьдесят.
По тем временам двести пятьдесят рублей за несколько километров пути – это был форменный грабеж, но выбора у меня не оставалось.
– Папа, положи под наш коврик у двери двести пятьдесят рублей, сможешь?
– Конечно, дочка!
И мы поехали. В машине было тепло и, главное, сухо. Мой организм – клеточка за клеточкой – стал расслабляться и обмякать. На Рублевском шоссе как всегда перекрыли светофор, и весь поток стоял, не двигаясь, минут сорок. За весь нелегкий путь Даша не издала ни звука. Маленькая девочка, ничего не кушавшая с утра, пережившая столько потрясений и передвижений, вела себя как взрослая. Не хныкала, не капризничала, как будто все понимала…
В пробке на Рублевке ожил мобильник.
– Вы где? – взволнованный голос мужа прорывался сквозь метели и расстояния.
– Едем домой, а ты?
– Я в травмпункте. У вас все в порядке?
– Да!
Я все еще была на него зла.
Под ковриком перед дверью лежали деньги. Я торжественно вручила их водителю, захлопнула дверь, покормила Дашу и рухнула. У меня начался «отходняк».
В тот же вечер дно детской кроватки было опущено в самое нижнее положение. И с тех пор в моем кошельке всегда лежат «запасные» деньги.Мужской взгляд.
После звонка жены я тут же, не помня себя, полетел на Планерную. Естественно, на метро это было гораздо быстрее, чем по пробкам. Помню, вышел из метро – где я? куда бежать? Хорошо, добрые люди под сказали заскочить в троллейбус, а то так бы и побежал по петляющей километровой улице Героев Панфиловцев, как бешеная собака, для которой семь верст не крюк…
Забежал в регистратуру, там сказали обращаться в травмпункт. Побежал в травмпункт. По какому-то наитию сразу зашел в кабинет к тому самому врачу, который осматривал Дашу. Я спросил, были ли у него Чеснова Ирина и Даша…
– Да, – ответил доктор.
– Ну, слава богу, – выдохнул я и почему-то вышел.
– Эй, молодой человек, – крикнул мне вдогонку доктор, – а вы не хотите узнать диагноз?
– Ах, да!
– Никаких повреждений нет. Все нормально.
– Спасибо вам большое…
Мозг отказывался работать, и я еще долго находился в оцепенении. Неотступно преследовала мысль о том, насколько хрупка детская жизнь, и как легко ее можно потерять. Это состояние немого ужаса и беспомощности сковало все мои мысли и парализовало движения…
Что обычно рекомендуют делать при падении ребенка с высоты:
• если малыш потерял сознание, но дышит – нужно положить его на ровную поверхность и вызвать «скорую»;
• если потери сознания не было, следует понаблюдать за поведением ребенка;
• вызвать «скорую», если наблюдаются: изменение поведения (вялость, апатичность, сонливость), тошнота, рвота, судороги, потеря ориентации, равновесия, неровное, нерегулярное дыхание, косоглазие, изменение цвета кожи, кровь или вытекание прозрачной жидкости из уха или носа, кровоподтеки под глазами, вдавление костей черепа;
• вызвать «скорую» при любом подозрении на травму головы или другой части тела.