Малыш: мамино счастье
Шрифт:
Мужской взгляд.
Жизнь научила меня, что всего нужно добиваться самому. Именно по этому я не могу назвать себя верующим человеком. Зачем просить что-то у Господа Бога, если для достижения цели все равно нужно приложить усилия – и чем их больше, тем очевиднее успех. Бессмысленно вымаливать у Боженьки прощение за свои грехи, если они были совершены осознанно – нужно просто жить по совести и не делать того, за что потом будет стыдно.
Но в тот вечер я впервые обратился к Всевышнему. Я молил о том, чтобы он забрал мою жизнь и оставил Гришкину.
Я стоял на крыльце, надо мной было бездонное звездное небо и – тишина в ответ.
Я вернулся в дом, никак не мог успокоиться, плакал. Потом постепенно стал приходить в себя.
В тот вечер я понял, как же бесконечно дорог мне этот несмышленый малыш – мой сын!
Неотложная помощь дома
Я на собственном опыте убедилась, как важно иметь хотя бы минимальные медицинские знания и уметь помочь своему ребенку до приезда медиков…
1 Можно вызвать врача из поликлиники, станции неотложной детской помощи или «скорую помощь».
2 Если жаропонижающее не помогает (то есть добиться заметного снижения тела не удается), это признак того, что перед нами более серьезная инфекция, чем ОРВИ – бактериальная или же осложнение ОРВИ.
3 Отит, как правило, возникает как осложнение воспалительных заболеваний носоглотки, прежде всего – ОРВИ. Диагностировать отит можно, нажав на выступы у наружного слухового прохода (козелки). При наличии воспаления малышу будет очень больно, и он пронзительно закричит.Дети делают нас слабыми. Ранимыми. Уязвимыми. Страх за жизнь твоего ребенка – он живет в тебе, как червь, то уползая в дальние норы подсознания, то вдруг появляясь и вырастая до размеров отвратительного чудовища. И когда он раскрывает перед тобой свою громадную пасть, оказывается, что никакой ты не вершитель своей собственной судьбы. А «тварь дрожащая», у которой почва уходит из-под ног при одной только мысли, что с твоим ребенком может что-то случиться. И кажется: если вдруг что – ты этого просто не переживешь. Если вдруг что – твое сердце просто не выдержит. Каким бы сильным оно ни было.
Все, что раньше было ценного в твоей жизни, все, чем ты дорожил, меркнет перед новыми – действительно самыми главными – ценностями: жизнью, здоровьем и благополучием твоих детей. Все остальное – наносное, придуманное, ненастоящее.
Маленькая частичка тебя и ее судьба – вот, что действительно важно. Вот, ради чего стоит жить.
Главные итоги первого года жизни
Что можно было бы назвать главным итогом первого года жизни? Огромный прорыв в развитии маленького человечка, еще недавно такого хрупкого и беспомощного? Конечно! Бесценный опыт первого года материнства, множество знаний, навыков и открытий, которые у нас появились за это время? И это тоже, безусловно.
Психологи же говорят так: главный итог этого периода – формирование привязанности между мамой и ребенком .
Какой бывает привязанность [108] , и как она влияет на жизнь человека?
1. Безопасная (надежная) привязанность . Встречается чаще других (65% пар мать-дитя). Выражается в том, что с мамой ребенку хорошо, поскольку она чутко реагирует на его потребности и сигналы. Если мама уходит, малыш беспокоится, расстраивается, но потом достаточно легко отвлекается на игрушки и интересные занятия. Когда же мама возвращается – он кидается к ней на руки, быстро успокаивается, а затем продолжает свои дела. Это говорит о сильной потребности в близости с ней. Считается и подтверждается жизнью, что детишки с «безопасной привязанностью» более активны, самостоятельны, интеллектуально развиты и верят в свои силы. Ведь у них вырабатывается чувство, что они защищены, у них есть надежный тыл. Они всегда добьются внимания родителя в случае необходимости, поэтому могут расслабиться и исследовать окружающий мир.
2. Амбивалентная (сопротивляющаяся) привязанность . Встречается в 10% случаев. Выражается в том, что даже в присутствии мамы малыш тревожен и неуверен в себе. Когда мама уходит, эта тревога повышается еще больше. Когда мама возвращается, малыш бежит к ней, но не для того, чтобы обнять, а чтобы выразить свою обиду – укусить, ударить. Поведение таких детишек все время двойственно. Они одновременно и отчаянно добиваются контакта, и сопротивляются ему. То ластятся, то сердито отталкивают родителя, и сами страдают от этого. Такой тип привязанности формируется на фоне непоследовательности, непредсказуемости мамы, которая то внимательна к ребенку, то взрывается и обижает его, делая и то, и другое бурно и без объективных причин, лишая тем самым ребенка возможности понять, можно ли на нее положиться, будет ли она рядом, если понадобится? Взрослея, «амбивалентные» детки сохраняют внутреннюю тревожность и зависимость. Часто они чувствуют себя одинокими, никому ненужными. А иногда неосознанно «цепляют» родителей, стараясь раздражить их и спровоцировать на наказания, чтобы быть в цент ре внимания. Или же начинают «демонстративно» болеть.
3. Избегающая привязанность. Встречается даже чаще, чем амбивалентная – в 20% случаев. Выражается в том, что такие малыши выглядят очень уверенными и самостоятельными, но при этом их контакты с мамой очень редки, они их даже избегают. На уход и приход мамы они вообще никак не реагируют, оказываясь у нее на руках, отстраняются, как бы отрицая какие-либо чувства к ней. Эта безразличная, сдержанная, даже отвергающая манера – на самом деле способ защитить себя, попытка забыть о своей потребности в матери, которая – как выясняется – неотзывчива и скупа на проявления любви. Мамы «избегающих» деток, как правило, редко берут их на руки, не выражают эмоций, часто оставляют на попечение других людей, активно вмешиваются в игры, говоря, «что нужно» и «как правильно» Такие детишки чаще всего превращаются в замкнутых взрослых, которые стремятся эмоционально отгородиться от «ранящего» мира, никогда не могут «поднять забрало», поверить другим настолько, чтобы установить с ними близкие, доверительные отношения. Внешне они излишне самонадеянны, однако глубоко внутри сильно неуверенны в себе. Их «черствость», неумение сострадать, раскрыться даже перед самыми близкими людьми – все та же защита, уходящая корнями в раннее детство. Они ведут себя так для того, чтобы никогда больше не испытывать запредельную боль отвержения.
4. Дезорганизованная привязанность . Ее еще называют «выжженная душа». Встречается в 5% случаев. Выражается в том, что при уходе матери ребенок застывает, а при ее возвращении убегает от нее. «Дезорганизованный» тип отношений характерен для детей, которых систематически бьют, над которыми издеваются. В таких семьях часто встречается крайне жесткий, даже жестокий отец и слабая мать, неспособная защитить ребенка. Либо такие дети растут у депрессивных матерей, которые большую часть времени вообще никак не реагируют на ребенка, а когда реагируют – то агрессивно. Поэтому, вырастая, «дезорганизованные» дети отказываются от привязанности в пользу силы: им не надо, чтобы их любили, им надо, чтобы их боялись. Они крайне взрывоопасны и неспособны адекватно осмысливать и реагировать на ситуации.
5. Симбиотическая привязанность . Она появляется при сочетании (комбинации) разных типов привязанности – чаще всего амбивалентной и избегающей. Такие детки не отпускают мам от себя ни на шаг. Симбиотическая привязанность формируется, как правило, в семьях с очень тревожными мамами, которые ориентируются на некие «правильные» представления о воспитании и стараются избежать любых ошибок и опасностей. Однако при этом на потребности ребенка они отвечают только при прямом зрительном контакте и выраженных сигналах в виде, например, плача. Дети у таких мам тоже вырастают очень тревожными. Им трудно отделиться от мамы, понять, кто они на самом деле, принять себя как самостоятельную личность. Они часто болеют, поскольку в данной модели отношений болезнь (реальное страдание и боль) – единственный эффективный способ привлечь внимание к собственным нуждам.После всего описанного, думаю, очевидно, что «безопасная (надежная) привязанность» – это именно то, на что и надо «потратить» первый год жизни малыша. Привязанность служит основой для базового доверия к миру , влияет на дальнейшие успехи человека, его профессиональные достижения, на то, как будут складываться отношения в его собственной семье и общение с другими людьми… Я желаю вам самой глубокой, искренней привязанности с вашими детишками, нежных и трепетных чувств, взаимопонимания и, конечно, любви. Ведь когда мы любим – мы живем.
Часть 3 от года до четырех
Глава 1 Орден материнства (и отцовства)
Эта глава – о вечных материнских раздумьях и переживаниях. О том, что живет внутри каждой из нас. Что вдохновляет, что болит, о чем не спится.
В принципе, этому посвящена вся книга, от первой до последней строчки. Но «Орден материнства» – особенная ее часть. И вы поймете, почему.
Это глава о внутреннем мире женщины, совсем недавно ставшей мамой. Мире, скрытом от чужих глаз за внешним, кажущимся вполне благополучным «фасадом». Но частенько в нем вместо уюта и гармонии царят смятение и неудовлетворенность.
Это глава о постоянной работе материнской души. Над собой, своими порывами и поступками.
Это глава об открытиях, которые вдруг озаряют материнское сознание. О ломке предрассудков и стереотипов, которые засели в наших головах со стародавних времен. О «примеривании» к своему опыту наставлений детских психологов.
Столько вокруг книжек с советами, как правильно вести себя с ребенком, как с ним общаться, как наказывать, как воспитывать (и воспитывать ли вообще)…
А что же жизнь? Какие она преподносит сюрпризы?
Обо всем этом – на следующих страницах.
Просто вместе
– Мама, мама! Кись-кись! – дочка одной рукой тянет меня за джинсовую штанину, а другой указывает на огромного белесого кота.
Ей год и три. Она очень миленькая, смешная, с пухлыми щечками и распахнутыми глазами.
На дворе июль. Жарко. Безбожно палит солнце. Мы живем на даче с минимумом удобств, но зато с печкой – за тридевять земель от Москвы.
Каждый наш день похож на предыдущий. И я уже тихо ненавижу это убивающее однообразие, этот опостылевший «режим». И затравленно присматриваю себе крепкое деревце, на котором смогла бы повеситься.
В девять подъем. Завтрак. Размазанная по столу каша. Посуда. Хлопоты по хозяйству. Прогулка. Падение с высоты собственного роста. Обед. Пролитый на пол суп. Посуда. Тихий час. Полдник. Опрокинутый стакан с соком. Прогулка. Ободранное колено. Ужин. Изгвазданный слюнявчик. Посуда. Игры. Шишка на лбу. Купание. Укладывание спать. Подобие личной жизни – книжка или телевизор. Слезная жалость к самой себе. Сон.
А завтра все сначала.
После завтрака у нас традиционный променад – на трехколесном велосипедике по единственной деревенской дороге. И я заранее знаю, каким он будет… Едва завидев нас, шести-семилетние соседские детишки с оглушительным улюлюканьем побегут навстречу. Даша радостно поднимет к небу маленькую ручку в знак приветствия, а ребятня будет прыгать вокруг нее, сюсюкать и обнимать, ведь для них она – живая кукла. Потом мы заедем на чей-нибудь участок для «общения по интересам». Интересы у нас с Дашей разные. Но свои мне каждый раз приходится задвигать куда-то очень далеко.
В общем, вместо того, чтобы безмятежно листать журнальчик под сенью крепкого деревца, мы будем бегать по нескошенной траве за котом, падать и вставать, плакать и смеяться, рассматривать чужие игрушки, пытаться играть с более взрослыми девочками… И все это вместе. Не разлучаясь ни на секунду. Не отдаляясь ни на шаг.
– Мама, мама! Кись-кись! – Даша снова обращается ко мне. Ведь знает – мама рядом.
Я, действительно, стою рядом. Привязанная невидимой, но очень толстой веревкой. Как козочка к колышку. Могу делать все, что угодно – но только на длину веревки. Так что при всем своем желании я не в силах разделить Дашин восторг. Ее глаза сияют, в моих – слезы безнадежности. Ее мир – безграничен и удивителен. Мой – узок и выщипан по кругу.
Я смотрю на свое щекастое сокровище и совершенно не чувствую себя счастливой. А ведь у меня есть практически все, что нужно обычной женщине для счастья: прочный статус замужней дамы, замечательная дочка, интересная работа, где меня, кстати, давно заждались из декрета. У меня есть даже куда вывезти ребенка на лето – в эту девственную подмосковную глушь.
Но я ничему не радуюсь.
Я, как вулкан, извергаю раздражение.
Меня раздражает белесый кот, к которому Даша тянет ручки. Ведь на нем наверняка пирует веселая блохастая компания. Раздражает солнце, из-за которого за неимением темных очков приходится вечно щуриться и на живать себе мимические морщины. А я и без морщин кажусь себе Бабой-Ягой в молодости. Раздражает монотонный дачный мирок, сгребший меня в свои клешни. Зажало так, что не вырваться!
Я живу на лоне природы, но мне не хватает воздуха. Жизни не хватает! Общения, эмоций, кокетства…
Я задыхаюсь. Я устала. И даже знаю, от чего. Я устала от этой толстой веревки, которой намертво примотана к Даше. И мне стыдно признаться в этом даже самой себе.
Мы все время вместе. Как мама и мамонтенок, уцепившийся за ее хвост. Мое внимание, мое участие в Дашиной жизни требуется ежесекундно. Мой «хвост» всегда чувствует дыхание и «хобот» родного детеныша. И уже стонет от бесконечных дерганий. Поэтому, вместо того, чтобы открывать мамонтенку огромный и удивительный мир, он хочет одного – вырваться и убежать в далекую пещеру.
Почему-то еще два-три месяца назад подобных страданий не было. То, что я все свои силы, и душевные, и физические, отдаю ребенку, казалось абсолютно естественным и само собой разумеющимся. Что же произошло? Что изменилось? Почему сейчас меня так тяготит сконцентрированное на дочке существование?..
Еще меня сжирает зависть. К тем мамам, которые находят утешение от забот о ребенке в заботах о ребенке. Которым ничего другого больше не нужно.
Мне же нужно… Очень много чего нужно – общества, впечатлений, разнообразия. «Неодинаковой» жизни. Я стремлюсь к ней всей душой и… стыжусь своих низменных, совсем не материнских порывов.
Я живу совсем не так, как хотелось бы. Но гораздо хуже мне оттого, что в моем мозгу занозой сидит аксиома: настоящая мать не может испытывать ничего подобного. Настоящая мать, как лошадь в шорах, ничего не видит вокруг, кроме своего маленького человечка и, как водолаз-фанатик, погружена в собственное материнство.
…К нашей шумной тусовке на дачном участке присоединяется Клавдия Васильевна, бабушка пятилетней Анечки и ее брата Вани. Ваня – вот он, егоза, путается под ногами вместе с остальной малышней. А Анечки нет.
– Где же внучка ваша? – удивляюсь я.
– Дома… Рисует…
Ответом я поражена. Нет – убита наповал. Рисует? Одна? И не ходит хвостиком за бабулей? И не просит почитать/поиграть/покопать песочек? И за ней не надо постоянно следить? Пятилетнего ребенка что, можно вот так просто предоставить самому себе и заняться своими делами?
Не верю! Для меня это космос. Манящий, но недосягаемый.
Теперь я завидую Клавдии Васильевне. И в ее лице всем тем, кого не душит толстая веревка-привязь.
Мне грустно. Все по тем же причинам. Я – ужасная мать. Мечтающая лишь о том, чтобы ее ребенок побыстрее вырос…
Так во мне родилось и окрепло глубокое чувство вины перед собственной дочерью. О том, как оно изъедало меня изнутри, словно проказа, и как я выдавливала его из себя по капле, расскажу чуть позже.
…Ровно через три года после тех дачных страданий, я вновь оказалась в похожей ситуации. Наш второй малыш – мальчик Гриша – тоже дорос до года и трех. И мне пришлось до мельчайших подробностей вспомнить период в своей жизни под названием «мы с Тамарой ходим парой».
Сплошное дежавю… Июль. Жара. Ослепляющий небосклон. Я с сыном на даче. Уже на новой нашей даче со всеми удобствами, но без печки. И совсем рядом с Москвой. Даша с нашим папой улетели к морю. А мы с малолетним Гришкой, которому совсем неполезно южное солнце, остались «на хозяйстве». На грядках с земляникой и огурцами.
Снова жизнь глаза в глаза. Практически без общения, впечатлений и оживляющего разнообразия. Снова «режим» и повторяющиеся изо дня в день ритуалы. Снова ощущение, что заперта я, горемыка, в подмосковной глуши, а жизнь таки «проходит мимо».
На самом же деле, ощущение это было насквозь ложное. Потому как стоит наша дача вовсе не в глуши. И переезд на лоно природы никаких особых изменений в мою жизнь замотанной мамы не внес.
Но! В Москве я могла неделями не выезжать за пределы нашего двора и все равно чувствовать себя частью огромного города, в котором бурлит та самая «жизнь». А на даче.... На даче казалось, что я на краю вселенной, в самом далеком ее уголке, куда не долетает даже самый захудалый звездолет. А тем временем в мире столько всего происходит, столько всего, но без меня!..
Впрочем, за три года я заметно поумнела и уже совсем по-другому – более спокойно и позитивно – стала относиться к замкнутому дачному мирку за высоким забором и к своему образу мамы для мамонтенка. Меня почти не раздражали дергание за «хвост», хождение гуськом след в след, ковыряние в песочнице и невозможность вырваться за пределы круга во круг колышка. Я понимала: потом, через много лет, когда мой сын отдалится от меня и будет жить своей жизнью, я сильно пожалею о том, что не ценила время, когда он ходил за мной по пятам и так сильно во мне нуждался.
Дайте отпуск от… ребенка
«Что-то мне сегодня так тоскливо… Сын весь день ноет, плачет, лезет на руки и цепляется за одежду. А у меня нет сил. Я устала. Муж пришел с работы и готовит ужин, ребенок сидит в стульчике с тарелкой картошки, а я зависла над компьютером и пытаюсь найти хоть какое-то дело, которое позволит мне не чувствовать себя неряхой, плохой хозяйкой, отвратительной женой и матерью. Но что-то плохо получается…
А еще я хочу выйти на работу. Очень хочу… Но не могу этого себе позволить: буду потом себя ненавидеть. Уже в который раз ищу в Интернете няню и не могу позволить себе ее найти. Конфликт интересов, конфликт личностей: матери во мне и меня в матери.
Каждый день просыпаюсь и думаю «надо!». И иногда даже получается сделать вид, что «не надо, а я так хочу». Но на самом деле я уже давно ни чего не хочу: ни убираться, ни стирать, ни кормить сына, ни гулять с ним…
Дайте мне отпуск от ухода за ребенком, а?»
Это запись в дневнике моей Интернет-подруги Алексы. Она была сделана в момент нечеловеческой усталости и душевной смуты. Это крик души человека, изможденного каждодневной рутиной и круглосуточным «сидением» с ребенком. Желанным ребенком, самым любимым на свете. Алекса – замечательная мама. Я читаю ее записи каждый день и каждый день вижу, как трогательно она заботится о своем мальчике. Но даже у самых замечательных мам случаются срывы.
Как все-таки неоднозначно устроена жизнь. И человек, и его сознание. Когда материнство превращается в топкое болото, ты в нем вязнешь, медленно погружаясь на дно. Хочется выпрыгнуть, глотнуть свежего воздуха. Но порой – вот парадокс – чем больше возможности выбраться, чем больше воздуха, тем меньше и меньше желание снова нырять в родную топь.
Вот другая публичная Интернет-запись (по понятным соображениям я не называю имя ее автора):
«С самого рождения ребенка все мои бытовые заботы взяли на себя моя мама и няня. Сейчас дочери почти полтора года. Летом жили с ней на даче, там же и няня с нами. Она с девочкой утром гуляла, а я спала. Со сном у нас всегда было плохо, ребенок будит меня ночью каждые 2 часа, а подъем в последнее время как-то плавно сместился к 5 утра.
Вернулись с дачи – мама стала забирать девочку на выходные к себе, еще два дня в неделю с ней занимается няня, тоже у мамы дома. Я соответственно сплю и делаю свои дела.
Так вот, чем больше помощи, тем меньше я хочу заниматься с ребенком. Раньше ждала выходных, как манны небесной, теперь еще сильнее жду этих дней на буднях. И каждый раз, когда ребенок со мной, мечтаю только о том, чтобы этот день побыстрее закончился. Заниматься с ребенком не хочу, хочу только спать. А по утрам вообще хочу умереть.
В те дни, когда девочку забирают, ощущаю подобие счастья, а когда она приходит обратно вечером, наступает «маленькая смерть». Мужа, кажется, так же ломает, только он хотя бы спит и на работу ходит.
Что делать, как справиться с этим настроением? Сейчас хочу только, что бы ребенок оставил меня в покое, но понимаю, что ЭТО теперь навсегда и покоя уже не будет. Как быть?»
Что бы вы посоветовали? И как бы отнеслись к подобным откровениям? Ужаснулись? Посочувствовали?
Для многих поведение автора и ее чувства покажутся дикостью. Но также есть и будет немало тех, кому описанная ситуация очень близка и понятна.
Я не буду давать оценок. А просто скажу: «В жизни бывает всякое, но очень часто случается именно так – чем меньше у тебя дел, тем сильнее лень. Чем чаще бездействуешь, тем больше ты недоволен жизнью. И чем меньше занимаешься ребенком, тем меньше хочется это делать. Организм, сознание – все отвыкает. Детский мир перестает быть привычным и родным, потребности и желания малыша – легко угадываемыми, а поведение – понятным».Именно поэтому сейчас так часто говорят о том, что ощутить себя родителем, «словить волну», научиться получать удовольствие от общения с ребенком, почувствовать кайф от взаимодействия с миром маленького человечка можно лишь, находясь с ним в постоянном контакте, через ту самую жизнь «глаза в глаза». Несмотря на все ее трудности, издержки и срывы.
Я поняла это не сразу. Если бы знала заранее – не было бы того мучительного периода, когда я, изнывая от однообразия и страдая, что «жизнь проходит мимо», хотела убежать от своего «мамонтенка». И угрызений совести тоже не было бы. И чувства горечи. И сожалений. Увы.
Грани чувства вины
Думаю, нет на свете матери, которая бы не ощущала себя виноватой перед собственным ребенком. За какие-то свои ошибки, промахи, просчеты. И даже если не все в этом признаются вслух, уверена – свой скелет в шкафу есть у каждой. То, что гложет ее долгие годы, что заставляет корчиться в душевных муках и сожалеть. О сказанном или несказанном. О сделанном или несделанном.
Чувство вины – это наш внутренний голос, который выносит приговор, это самоосуждение и самообвинение: «Я плохая, мне нет прощения».
Вина – коварное чувство. Стихийное, неуправляемое и очень-очень горькое. Оно накатывает как огромная неумолимая волна, от которой не спрятаться, не скрыться. Оно поглощает тебя целиком, сжирает и топит. И вот ты уже без воздуха, без надежды, с тяжеленным камнем в душе.
Я прошла через это. В мучениях и самокопании я провела долгих три года. И то, что уместится здесь на нескольких страницах, терзало меня каждый день и каждую ночь.
Все началось еще тогда, на старой даче, с легких уколов совести. «Ну как же можно думать о чем-то другом, кроме своей крохи, – взывал мой материнский разум к моим же материнским чувствам. – Как можно тяготиться этим расстоянием вытянутой руки? Как можно сожалеть о прикованности к ребенку, когда нас связывает вовсе не цепь. А ниточка. Самая ценная, самая дорогая. Ее нельзя порвать и разрезать!»
Но как я ни пыталась «приструнить» себя, все равно душа рвалась «на свободу», и даже тело, казалось, все затекло от гнетущего однообразного существования «при Даше».
Я и не заметила, как неглубокая царапина от уколов совести переросла в незаживающую рану. И эта рана становилась все глубже. Она ширилась за счет новых «ошибок», которые я совершала.
Вот, не сдержалась, накричала.
Шлепнула в запале.
Не смогла подавить раздражение.
Надо бы пойти гулять, а мне лень…