Малыш
Шрифт:
Джон пододвинул кресло с гербом на спинке, маркиза уселась, и слуга удалился.
Благородный супруг напыщенно произнес:
— Прошу извинить меня, маркиза, за то, что пришлось просить вас покинуть будуар и оказать мне честь, уделив некоторое время для беседы в кабинете.
Не следует удивляться, что их милости выражались столь возвышенным стилем, даже оставаясь наедине. Таковы правила хорошего тона. К тому же высокородные супруги прошли старинную дворянскую школу «напудренных париков». Никогда им не пришло бы в голову снизойти до повседневной фамильярной легкой беседы, которую Диккенс [151] так метко окрестил «вздорной болтовней париков».
[151] Диккенс Чарлз (1812 — 1870) — великий английский писатель, виднейший представитель школы реалистического романа в Англии.
— К вашим услугам, маркиз, — отвечала леди Пайборн. — Что вы желаете знать?
— Мой вопрос, маркиза, потребует от вас некоторого усилия… вам придется напрячь память.
— Я вас слушаю…
— Маркиза, вы, наверное, помните, что вчера, около трех часов пополудни, мы с вами покинули замок и отправились в Ньюмаркет, чтобы посетить господина Лэйрда, нашего адвоката?
— Да, действительно… вчера… во второй половине дня, — ответила леди Пайборн.
— И если мне не изменяет память, наш сын, граф Эштон, сопровождал нас в коляске?
— Да, он был с нами и сидел напротив.
— А оба лакея находились на запятках кареты?
— Да, как положено.
— В таком случае, маркиза, — продолжал лорд Пайборн, утвердительно кивнув головой, — вы, конечно, помните, что у меня был с собой бумажник с документами, имеющими отношение к процессу, которым нам угрожают прихожане…
— Несправедливому процессу, коим они имеют наглость нам угрожать! — заметила леди Пайборн с подчеркнуто выразительной интонацией.
— В этом бумажнике, — продолжал лорд Пайборн, — находились не только важные документы, но и сто фунтов стерлингов банкнотами, предназначенные нашему адвокату в уплату за его услуги.
— Совершенно верно, маркиз.
— Вы знаете, маркиза, как все произошло. Не выходя из коляски, мы прибыли в Ньюмаркет. Господин Лэйрд встретил нас на пороге дома. Я показал ему документы и предложил вручить указанную сумму. Он ответил, что в данный момент ему не нужно ни того, ни другого, и добавил, что собирался сам приехать в замок, как только возникнет необходимость ответить на выдвинутые претензии…
— Гнусные претензии, которые раньше были бы расценены как посягательство на дворянские права!…
Произнеся столь весомые слова, маркиза лишь повторила фразу, которой лорд Пайборн неоднократно пользовался в ее присутствии.
— Таким образом, — продолжал маркиз, — бумажник остался при мне, а мы сели в коляску и вернулись в замок часам к семи, когда уже начинало смеркаться.
Дело было в конце апреля, и вечера стояли еще темные.
— Так вот, — продолжал маркиз, — могу поклясться, что я положил бумажник в левый карман пальто, но там его нет.
— Быть может, вернувшись, вы положили его на стол в кабинете?
— Я тоже так подумал, маркиза, но тщетно искал его среди бумаг…
— Никто не приходил к вам со вчерашнего вечера?
— Только Джон… мой лакей, но у меня нет оснований подозревать его…
— Слуг следует остерегаться всегда, — заметила леди Пайборн, — даже если потом придется признать ошибку.
— Возможно, — задумчиво протянул маркиз. — Бумажник мог выскользнуть на сиденье коляски…
— Лакей должен был его заметить и, возможно, решил присвоить сто фунтов…
— В конце концов, — продолжал лорд Пайборн, — я бы смирился с потерей ста фунтов, но ведь там были и документы, подтверждающие наши фамильные права по отношению к крестьянам…
— Крестьянам! — повторила леди Пайборн презрительно.
Это было сказано таким тоном, как будто устами высокородной леди говорило все дворянство, в глазах которого все прихожане были самыми жалкими из вассалов.
— Итак, — продолжала она, — если мы, вопреки всякой справедливости, проиграем процесс…
— А мы его безусловно проиграем, — подтвердил лорд Пайборн, — поскольку не сможем предъявить документы…
— И крестьяне станут владельцами тысячи акров леса, прилегающего к нашему парку и являющегося собственностью Пайборнов со времен Плантагенетов? [152]
[152] Плантагенеты — английская королевская династия (1154 — 1393).
— Да, маркиза.
— Это было бы ужасно!…
— Ужасно, как и все, что угрожает феодальной собственности в Ирландии, все эти требования сторонников самоуправления, эта перепродажа земель крестьянам, этот бунт против крупных землевладельцев!… Да! Мы живем в тревожное время, и, если генерал-губернатор не наведет порядок, отправив на виселицу вожаков аграрной лиги, я просто не знаю, вернее, слишком хорошо знаю, чем все может кончиться…
В этот момент дверь кабинета открылась и на пороге появился четырнадцатилетний подросток.
— Ах, это вы, граф Эштон? — обратился к нему лорд Пайборн.
Обращаясь к сыну, маркиз и маркиза никогда не забывали величать его полным титулом, а он, в свою очередь, счел бы нарушением своих сыновних обязанностей, если бы не ответил на это:
— Добрый день, милорд, мой отец.
Затем он приблизился к миледи (своей матери!) и церемонно поцеловал ей руку.
Лицо юного джентльмена было на редкость невыразительно и относилось к числу тех, что и с годами не приобретают ни живости, ни отсветов разума. Это был достойный отпрыск маркиза и маркизы, — его родителям следовало бы появиться на свет два века назад, настолько упорно отвергали они все достижения современной жизни. Истинные тори [153] докромвельских времен, одним словом, типы — раритеты! Происхождение наложило на графа Эштона свой отпечаток, и он оставался графом до кончиков ногтей. Маркиза баловала его, слуги в замке были вымуштрованы так, что должны были выполнять любой его каприз. У него было все. Кроме того, что способно составить очарование юного возраста: добрых порывов души, непосредственности проявления чувств и горячности стремлений.
[153] Тори — английская консервативная политическая партия, выражавшая интересы земельной аристократии и высшего духовенства, однако как партия возникла в конце 1670-х годов, то есть уже после смерти О. Кромвеля.
Сей молодой господин был воспитан на презрении к окружающим как существам низшего порядка и, следовательно, на отсутствии жалости к беднякам; а наряду с изрядными познаниями в спорте: верховой езде, охоте, скачках, теннисе и крикете, — он отличался полным невежеством во всех других областях, несмотря на добрую дюжину учителей, взявших на себя бесполезный труд научить его чему-нибудь.
Конечно, наблюдается тенденция к сокращению числа подобных юных джентльменов знатного происхождения, обещающих стать со временем замечательными идиотами. Однако они все еще встречаются, и к их числу, несомненно, принадлежал и граф Эштон Пайборн.