Малышка с секретом
Шрифт:
— Боянка, где ты? Ух, погоди же, получишь ты у меня хворостиной по заду. Гоймир, ты глянь, нет ее, опять на реку сбежала, мытарка. Ну погоди, ж ты мне, так отхожу, сидеть не сможешь, спать стоя будешь.
Вскоре, в избу вошла дородная, краснощекая женщина в платке, повязанном так, что волос совсем не было видно. Подойдя ко мне, она заглянула в зыбку, пощупала, хмыкнула каким-то своим мыслям и принялась, как я поняла, греть еду. Во дворе слышалось ржание лошади, лай собаки и зычный мужской голос, понукающий ту самую лошадь. Следом в избу, взмыленная влетела, как я поняла, та самая девчушка:
— Ах, ты ж недоросль, куда опять моталась, а? — обернулась от печи женщина, размахивая полотенцем. — Боянка, я ж тебе сколько раз говорила, чтоб от избы
— Ну мам, я ж ненадолго, да и токмо до реки, жара какая, мочи не было терпеть, а за Ведкой, я глядела и кормила ее… — поныла девочка, переступая с ноги на ногу, поглядывая на мать.
— Ух, бедовая поросль, — произнесла женщина, бросая полотенце на лавку. — Жарко ей, а нам в поле не жарко думаешь? — устало сказала женщина, всплеснув руками. — Вот оставлю завтра Зелислава, за хозяйством смотреть, а ты в поле нам подсобишь, раз в избе не сидится и под приглядом нашим будешь… — пригрозила она девочке пальцем.
— Да не надо, Зелислава оставлять, я сама за Ведкой погляжу, обещаю, больше носа со двора не высуну, ток не надо в поле, там же и не присядешь даже… — пробубнила девчонка, отводя взгляд в сторону.
— Ох, Боянка, ну в кого ты, такая мытарка, уродилась? — обреченно произнесла женщина. — Нет, чтоб за хозяйством глядеть, так она, все места себе найти не может, как перо на ветру: куда дунет, туда и несет тебя… Ладно, чего уж, помогай на стол накрывать, голодные все! — сказала женщина, беря полотенце и вновь, разворачиваясь к печи.
Послышались еще шаги и в комнату вошли четверо, расселись по лавкам, стоящим у стола.
— Ну и ума-а-ялись сегодня… — протянул парень, лет четырнадцати на вид, опуская вихрастую, светлую голову на руки, сложенные на столе.
— Да-а-а и токмо половину, сделать успели. Батька говорит, завтра раньше выйдем, чтоб завтра закончить ужо — ответил ему, самый старший из вошедших.
— Ну к, давайте байстрюки, помогайте на стол собирать, а то ж Боянку и не дождешься. Живее давайте, щас отец придет… — сказала женщина и продолжила возится у печи.
Все поднялись, один вышел, а остальные стали доставать с полок: посуду, хлеб, какие-то миски, вот женщина водрузила на стол, котелок исходящий паром, и еще какие — то плошки с едой. Зашел парень, что выходил из избы, неся в руках крынку, а за ним, здоровенный мужчина, эдакий богатырь: плечи широкие, густая, русая борода, рубаха подвязанная, серые полотняные штаны. Он подошел ко мне и вынул из зыбки.
— Ну, как ты Ведара? За сестрой приглядела? Или опять Боянка, со двора деру дала? Мм-м? — спросил мужик, покачивая меня на руках
— А чего сразу деру? — взвилась девчонка, — жарко сегодня, токмо до речки и обратно, — пробубнила она, забирая крынку у вошедшего парня и разливая молоко по стаканам.
— Гоймир, да положи ты ее в зыбку, давай за стол все, а там и баньку бы истопить, а то в пыли все, не хуже поросят, — сказала женщина, вытирая руки о тряпку.
Мужчина положил меня назад в зыбку и пошел садится во главе стола, рядом с ним сели: четыре разновозрастных парня, затем Боянка, а за ней уже и сама женщина, все принялись есть. Ужин, как и разговоры за ним, прошли мимо моего восприятия. В реальность меня вернула, самая обычная потребность, нестерпимо захотелось в туалет. До этого, за всем происходящим и не заметила своих позывов, а вот сейчас, переключив внимание на окружающих, поняла, что сил нет терпеть. И вот, лежу я в этой самой зыбке, и в панике размышляю, что же мне делать в данной ситуации? Ничего лучше не придумав, я начала опять реветь с подвыванием, ко мне подошла женщина, имя которой, так никто пока и не назвал, и взяла на руки. Как дать ей понять, что мне нужно срочно облегчится, сообразить не успела, уж очень сильно она меня сдавила, прижав к себе, так что решение моей новой проблемы — сухих вещей, стало более актуальным, чем предыдущая. Мне еще никогда не было так стыдно, я конечно не знаю, как чувствуют себя младенцы в такой вот ситуации, но я то не ребенок и от этого стало, еще обиднее что ли.
— Ведка, проказница, ты что ж, ждала, когда я тебя на руки возьму? — с ухмылкой сказала женщина. — Вот не пойму никак, уж третье лето пошло, а она все как рыбина, не ползать, не просить, чего, не может. — проговорила, рассматривая меня.
— Может, бабке знахарке ее показать? А, Гоймир? — с просила женщина, скоренько меня переодевая.
— Да можно и показать, токмо давай, третьего дня я вас свезу, а то сейчас, ну никак не выйдет, а там все равно, на ярмарку со старостой поедем — сказал мужик, оглаживая бороду пятерней.
Женщина, закончив меня переодевать в какую-то льняную, плотную, сероватую рубаху, прижала меня к своему бедру и вернулась на лавку за стол. Передо мной, оказалось лицо той самой Боянки, резво уплетающей кашу, орудуя ложкой, как солдат, опаздывающий на построение. Круглые, пухлые щечки девочки раскраснелись, из русой косы выбились пряди, все норовящие залезть в рот, и в глаза. Заметив мое внимание, она повернулась, скорчила рожицу и показала мне язык: — Мм-м, что Ведка таращишься, как первый раз увидела? — и принялась дальше уплетать кашу, закусывая хлебом.
Я перевела свой взгляд налево, на противоположной стороне стола, сидел русый, коротко стриженный мальчишка, лет двенадцати на вид, тоже уплетающий кашу, подняв от тарелки голубые глаза, он улыбнулся мне и принялся дальше есть, запивая все молоком. Рядом с ним, по левую руку, сидел парень, лет шестнадцати, с более темными и кудрявыми волосами, методично и неспешно пережевывающий краюху хлеба, перед ним, стояла такая же миска и полупустой стакан.
Быстро закончив есть, женщина, поднялась со мной на руках и направилась в противоположную от стола сторону. Повернув за угол, за печку, оказалось, что здесь есть, довольно приличный по размерам закуток, оборудованный под спальное место. А так же, стоящий рядом с ним деревянный, узорчатый сундук, который по-видимому и являлся нашей целью.
Открыв крышку, женщина, выудила оттуда: несколько простыней, стопку разноцветных рубах и пару, как я поняла, женских сорочек, одну большую и вторую поменьше. Подхватив, все это одной рукой, она отправилась обратно, только на этот раз, не останавливаясь, вышла на улицу, преодолев, заставленные всякими вещами, небольшие сени. Оказавшись на улице, первым на глаза мне попался деревянный забор, а за ним, я увидела, закатное солнце, медленно опускающееся за лесом, находящимся примерно в километре отсюда, спустившись с небольшого крыльца и пройдя мимо собачей будки, женщина свернула влево, направляясь к небольшому, деревянному строению с печной трубой, из которой во всю валил, сизый дым. Строение оказалось, маленькой баней, войдя внутрь, она кое как усадила меня на лавку и принялась раздеваться, затем, раздела меня и прошла в промывочную, где был, влажный, пропитанный запахом смолы и хвои воздух. Зачерпнув, из стоящего рядом с печью, медного котла, горячей воды, налила ее в деревянный таз, добавив туда еще воды, из большой, деревянной бадьи. Усадив меня, в этот таз и убедившись, что я не сползаю и не тону, принялась тоже самое делать и для себя. С большим трудом, мне удавалось, удерживать себя вертикально, тело было до того слабым, что, то и дело заваливалось на бок, растопырив ручки и оперившись ими в бортики таза, мне хотя бы, не грозило захлебнуться, если вдруг, все же не удержусь в вертикальном положении. Женщина, расплела, свою светлую косу, до талии, перекинула волосы на спину, взяла тряпицу, лежащую неподалеку от печи и стала активно меня ею растирать, смачивая в воде, по-видимому, тряпица заменяла здесь мочалку. Обмыв меня и полив сверху водой, что-то приговаривая, женщина, напевая себе под нос, отнесла меня на широкую дальнюю лавку, завернула в простыню, и сама принялась мыться той же тряпицей.