Малышок
Шрифт:
– Вот это здорово!
– ахнул Колька.
– Здорово с плюсом, - признал Сева.
– Это… это нечестно с его стороны!
– возмутилась Леночка.
– Что нечестно?
– спросил насмешливый голос.
– Много вырабатывать - нечестно? Вот так понятие!
Только теперь Костя увидел улыбающегося Мишу Полянчука, увидел он и серьезного Герасима Ивановича, сидевшего на стеллаже.
– Да, это неправильно, нехорошо!
– шумно протестовала Леночка.
– Мы только что кончили расширяться, а у них никакой техники нет. Им легко хоть три нормы
– Просто Мингарей в футбол играет, - дополнил Сева.
– Подумаешь, удивил, на обе лопатки положил!
– Глупость порешь!
– вмешался Герасим Иванович.
– Не так-то легко на ручной работе много выработать. Видно, что филиальские ребята ради праздника помозговали, постарались. Ты, Булкин, радуйся, что они так сработали, да подумай, как от них не отстать…
Не добившись ни искорки радости ни от Севы, ни от других участников бригады, он коротко спросил:
– Что думаешь, Малышев?
Что думал командир бригады, что думал Константин Григорьевич, который так занесся, так погорячился перед Мингареем? Все ждали, что он скажет. Надо было решать вопрос, и решать спокойно, не выдавая своей тревоги.
– Сегодня на полную выработку пойдем, Галкину ждать не будем, - сказал он, окинув взглядом свой маленький отряд, готовый к бою.
– Правильно, - согласился Сева.
– Как людей расставишь?
– поинтересовался Герасим Иванович.
Костя стал развивать план работы на семи станках при четырех токарях, считая и Кольку. До обеда Леночка должна вести отделочный станок, а мальчики - по два черновых. Первой шла обедать Леночка. Ее подсменял Глухих, а Костя и Сева вели по три черновых станка. Потом Леночка сменяла Колю, он шел обедать; вернувшись, опять-таки заменял Леночку, она брала три черновых станка Севы, а Сева шел обедать, и так далее. Суть заключалась в том, чтобы станки не стояли ни минуты. Было ли это возможно? Да, это было бы возможно, если бы все члены бригады имели одинаковую квалификацию.
– Кто в футбол играет?
– усмехнувшись, спросил Герасим Иванович.
– Это ты, Малышев, в футбол играешь, ты горячку порешь. Да ведь и в футбол нужно с головой играть, а не так, чтобы ногами сдуру шаркать. А где твоя голова? В данном случае я ее не вижу… Ты, Глухих, за отделочным станком работал?
– Не… нет… Но я постараюсь, - пролепетал Колька.
– Не выйдет так, Малышев, - решил мастер.
– Не позволю с техникой шутки шутить. Работайте, как задумали, только без этих подсменок, пока бригада в полном составе не соберется.
– Не дадим мы, сколько Мингарей дал, - проговорил командир, и его голос дрогнул от обиды, - просмеют нас ребята…
– Да, пускай наша бригада Первого мая битой ходит, пускай в галошу садится!
– изменив своему спокойствию, крикнул Сева и сорвал с головы кепку так резко, что его волосы вздыбились.
– Пускай! Нечего с нашей бригадой церемониться!
Наступило тяжелое молчание. Миша шепнул Косте:
– Жалею, что притащил эту «молнию». Положение у вас ах и швах!
Но Костя ему не ответил. Он смотрел между колоннами,
– Катя! Катенька! Катюша приехала!
– закричала она.
За колонны ворвалась Катя, немного опередившая гудок. Это пришла выручка, это пришла надежда.
– Как у нас красиво!
– сказала Катя.
– Ох, сколько станков! Мы расширились! Наверное, это все Малышок устроил!… Недаром я так спешила. Я чувствовала. Меня тетя не отпускала, а я все равно уехала. Никогда больше не буду пить молоко! Так надоело! А где мой станок?… Ниночка, как я рада, что приехала!… Нет, это не мой станок! Что с ним сделали? Ничего не понимаю…
– Идем в медпункт!
– приказала встревоженная Нина Павловна, схватив Катю за руку.
– Не позволю тебе работать, пока доктор не осмотрит.
– Какая ты худенькая, Ниночка!
– ответила Катя.
– Тебя непременно нужно отправить в лесничество пить молоко. В обеденный перерыв я поведу тебя к доктору, пускай он тебя осмотрит.
Румяное, круглое лицо Катюши светилось, а глаза еще никогда не были такими синими и счастливыми. Она бросилась к своему шкафчику, надела халатик-спецовку и затянула пояс.
– Включаюсь!
– сказала она решительно.
– Можешь, - согласился Костя.
– Переделали мы твой станок. Вместо американского патрона самозажимный поставили. Ключа теперь не надо. Гляди: берешь рычаг на себя - патрон разошелся. Рычаг от себя - заготовку зажал. Задняя бабка тоже от рычага работает. А это упор для резцедержателя. Подведешь его до упора - дальше не пойдет. Включаешь самоход - стружка ровно в пять десятых миллиметра получится. Скорость, подачу тоже повысили. Павел Петрович все придумал. Резец победитовый я поставил, тот что Стукачев дал… Пробуй!
Она попробовала эту механику, и показалось, что станок работает сам, а ей только нужно чуть-чуть к нему прикасаться, напоминая «Бушу» порядок операций. Совсем другим стал «Буш». Но тут же выяснилось, что руки его хозяйки тоже стали другими. Они сразу нашли нужные движения и повели станок, успевая все сделать: крючком из толстой проволоки отвести стружку, чтобы она не навернулась вокруг резца, подвинуть поближе очередную обдирку, охладить резец. Все успевали сделать маленькие сильные руки.
Нина Павловна встретилась со счастливым взглядом Катюши и невольно улыбнулась в ответ. Она поняла, что теперь поперечную душу уже не оторвать от бригады, которая с появлением Кати воспрянула духом.
– Я так счастлива, ты представить себе не можешь!
– сказала ей Катя.
– А ты еще больше похудела… Наверное, дни и ночи работаешь.
– Она помолчала, перестала улыбаться, вполголоса спросила: - Я думала… все время думала, что, как приеду, ты мне скажешь…
– Нет, девочка, все остается по-прежнему, - едва шевельнув губами, ответила Нина Павловна.