Малышок
Шрифт:
– Когда это мы по пятьдесят пять давали на станок, чудак?
– А мы в обеденный перерыв станем «Буши» крутить…
– «Крутить, крутить»! Значит, ты или я пойдем обедать, Галкина за отделочным, а Леночке придется три станка взять… Накрутишь тут!
– Я научусь!
– быстро проговорила Леночка.
– Умру, а научусь! Ты, пожалуйста, не думай, что я такая дура!
– И она обиделась.
– Ну, если ты научишься, тогда выйдет!
– решил Сева.
– После гудка будем как-нибудь задерживаться, а Мингарея обгоним.
– Ой, непременно!
– воскликнула
– Он такой хвастун, что я даже удивляюсь, как ему не стыдно.
Не успел Костя по-настоящему перевести дыхание и разобраться в своих мыслях, как за колоннами появился Герасим Иванович.
Он бросил на Костю строгий взгляд, не удовлетворился этим, надел очки, посмотрел на Костю поверх стекол, приказал: «Ступай за мной!» - заложил руки в карманы и, переваливаясь, пошел из-за колонн, увлекая за собой Костю, как пароход увлекает на буксире утлую шлюпчонку.
Он шел за мастером и - странное дело!
– с каждым шагом чувствовал себя увереннее, тверже. Почему? Очевидно, новость облетела весь цех и всех взбудоражила. Его встречали и провожали взгляды, в которых он читал тревогу, одобрение, задор. Маленький Маркин подкатился к нему шариком и шепнул: «Не дрейфь! Надо с филиальских пыльцу сбить», а долговязый револьверщик Карамолин стукнул себя кулаком в грудь и сказал: «Малышок, имей в виду!» - причем было ясно, что он тоже требует от Кости решимости и отваги. Так-то так, но было непонятно, куда ведет Костю строгий мастер.
У цеховых ворот Герасим Иванович круто остановился и повернулся к Косте всем корпусом.
– Опять своевольничаешь?
– спросил он.
– Ты куда сунулся, я тебя спрашиваю? Посоветоваться не мог, прежде чем хвост трубой задирать?
– А коли они насели, - ответил Костя.
– Вас-то за колоннами не было, а они… Мингарей думает, что против филиальских никто не устоит. Только они на филиале сознательные!…
– А ты сознательный? Не вижу! Драться - дерись, я против полезной драки ничего не имею. Но ты понимаешь, чем шутишь? Ты именем лучшей фронтовой бригады шутишь. Кто позволил? Кто будет за тебя позор рахлебывать?
– Не опозоримся!
– защищался Костя.
– Три «Буша» дайте. Многостаночный участок сделаем…
– Распыхался!
– проговорил мастер, глядя на него уже сквозь стекла очков.
– Ишь распыхался, ишь залетел!
– добавил он и отвернулся, чтобы скрыть невольно пробившуюся улыбку.
– Что-то ты врешь насчет трех «Бушей»… Ступай за мной!
Мастер свернул в коридор, который соединял станочный участок ремонтного цеха с первым цехом. Все стало ясно, но Костя даже не успел обрадоваться, так как увидел директора завода и Павла Петровича, которые осматривали «Буши».
На участке из четырех станков работал лишь один; за ним стоял Колька Глухих, страшно заинтересованный необычным наплывом посетителей.
– А вот и виновник торжества, - сказал директор.
– Здравствуй, Малышев!… Ты что же это делаешь представителям филиала безответственные заявления? Хочешь и свою бригаду и молодежный цех подвести?
После
– Никого мы не подведем, - сказал Костя.
– Дайте «Бушей», так не подведем. Я филиальским и сказал: «Коли мне станков дадут, так двести тридцать процентов сделаем…»
– Позволь, позволь! Сколько ты «Бушей» просишь?
– удивился Павел Петрович, вытянулся вверх и нагнулся к Косте, как вопросительный знак.
– При двух дополнительных черновых «Бушах» можно рассчитывать максимум на двести пятнадцать процентов…
– А мы три «Буша» просим…
– Ах ты разбойник!
– подпрыгнул Пацел Петрович.
– Ты же понимаешь, что один отделочный станок не обслужит шесть черновых. Значит, ты все-таки на двухсменную работу сбиваешься?
– Двухсменную работу в молодежном цехе не разрешу, - твердо сказал директор.
– В одну смену успеем, - объяснил Костя.
– Станки будем без обеденного перерыва крутить. Обедать по очереди станем ходить. Мы многостаночники. Время уплотним. На отделочную работу Катерину Галкину поставим.
– Верно… У этой Галкиной руки золотые, - как бы про себя отметил мастер.
Старшие задумались. Директор, Балакин и Герасим Иванович несколько раз прошлись по участку, совещаясь вполголоса. Наконец директор подозвал к себе Костю.
– Мне только одно непонятно, Малышев, - сказал он, - как же ты теперь в тайгу удерешь, коль скоро ты такую историю затеял?
– Эта шутка означала, что предложение Кости принято.
– Сегодня, Герасим Иванович, я дам команду о переброске трех «Бушей» за колонны. Проследите за этим делом. А вы, Павел Петрович, подумайте об оснастке отделочного станка. Нужно также усилить бригаду одним человеком на всякий случай.
– Он быстро обернулся к Кольке Глухих: - Сильно ты загружен?
– Не… не… очень, - заикаясь, ответил Колька.
– Ты очень не очень загружен, - пошутил директор.
– Ремонтный цех вполне обойдется взрослыми токарями… Малышев, возьмешь Глухих в бригаду? У вас при семи станках рабочей силы будет в обрез. Чуть кто вышел из строя - и готов прорыв. Возьми, Малышев, в свою бригаду Глухих. Если он станет работать хорошо, мы сообщим об этом гвардии капитану, порадуем фронтовика… - Он помолчал и добавил: - Впрочем, я не буду неволить: подбор работников в бригаду - твое дело.
Только самый тонкий психолог мог бы прочитать все чувства, которые отразились во взгляде Кольки, но два основных чувства Костя понял: радость и мольбу. «Возьми, возьми меня в бригаду!
– умолял его великий конспиратор и заговорщик.
– Ты видишь, какой я одинокий в ремонтном цехе. От такого одиночества не то что в синий туман сбежишь, а на луну заберешься, честное слово! Я не лодырь! Это только печальное недоразумение. Возьми меня в бригаду, и ты увидишь».