Малышок
Шрифт:
– И ты тоже… ты тоже потому так много работаешь, что думаешь - папа… погиб?… Да?
– со страхом спросила Катя.
– Нет!
– твердо ответила Нина Павловна.
– Забудь это слово. Василий не мог погибнуть! Я тебе объяснила, почему он не мог погибнуть. Такие люди не погибают. И чем больше я работаю, тем крепче верю - он жив и будет жить.
– Да… он жив, он не погиб!
– повторила ее слова Катя.
– Я теперь все время буду так думать. Только… ты не уходи, Ниночка, ты мне больше говори, какой был папа. Никуда не уходи, а то я опять стану глупо думать…
– Ты устала, девочка? Хочешь спать?
– Возле тебя мне теперь так спокойно. Расскажи еще о папе.
Обняв колени руками, Костя смотрел в темноту пристально и настойчиво, и снова его глаза наполнил невидимый огонь. Но черный убийца не осмелился появиться. Он теперь был далеко, там, где на него шли великаны - такие, как Митрий, такие, как Василий. Неправда, значит, что погиб Митрий! Он продолжал сражаться, потому что Василий был такой же, как Митрий, - они обнялись, слились, и враг бежал от них. Великаны становились все сильнее, потому что где-то далеко-далеко, в Уральских горах, человеческое сердце поняло, что нельзя на смерть отвечать смертью, что нужно на смерть отвечать борьбой и верой, чтобы победила жизнь…
Было очень тихо.
Залаял Шагистый, послышались голоса. В ту же минуту зажглось электричество, в гостиную влетела Леночка, за нею показался улыбающийся Сева, а за ними Антонина Антоновна, - и все счастливые, все со своей радостью.
– Катя, Катюшенька, меня в комсомол приняли!
– крикнула Леночка; увидела Нина Павловну, растерялась, все поняла и обрадовалась еще больше.
– Ой, как хорошо!
– и бросилась обнимать Катю.
– Малышок, мы двести до комсомольского собрания дали!
– сообщил Сева.
– Вахта так вахта!
– Ниночка, чай я здесь соберу!
– суетилась Антонина Антоновна.
Костя вышел на кухню за Антониной Антоновной и сказал ей:
– Совсем помирились.
– Вижу, вижу!
– прошептала старушка радостно и опасливо, будто боялась спугнуть мир.
– Уж самой себе не верю… Спасибо, Костенька, что привел.
– Ты, Антоновна, на стол подай получше!
– распорядился Костя.
– Ты не скупись, не жалей. Покорми всех как след…
Вышла Нина Павловна и прогнала Костю:
– Иди к ребятам! Мы с бабушкой будем хозяйничать.
В гостиной Леночка рассказывала Кате, как они стояли вахту с Севой и вдруг стали садиться резцы, потому что попались очень твердые заготовки, а Герасим Иванович забеспокоился и принес - сам принес, вы подумайте!
– победитовые резцы. А потом было общее комсомольское собрание, Леночка рассказала свою биографию, и…
– Ей зааплодировали, а она испугалась и под стол президиума полезла, - сказал Сева.
– Ничего подобного!
– покраснела Леночка.
– Я вовсе не испугалась. Только у меня слетели очки, и я полезла их достать… А ты знаешь, Катя, я почему-то не знала, что у меня такая коротенькая биография. А Зиночка
– Брось!
– не поверил Костя и стал еще счастливее.
Поспели картошка, оладьи, какао на молоке, все получили шоколад, но даже и без этого пышного угощения вечер остался бы самым лучшим из всех вечеров в доме Галкиных. Если бы Косте предложили уступить хоть одну минуту за все самородки Урала, он ответил бы с презрением: «Подите прочь с вашим золотом!»
Ему было хорошо среди людей, которые стали одной семьей и среди которых он занимал свое место - большое или маленькое, он об этом не думал. Да и зачем было над этим раздумывать! Может быть, мир пришел бы в дом Галкиных и без участия Кости, потому что хорошее находит тысячи правильных путей, но Костя не был равнодушен к судьбе людей и теперь с полным правом торжествовал победу.
Глава четвертая
Весна никогда не начинается сразу: она начинается несколько раз, но сперва у нее получается не так, как нужно. То она забудет закрыть дверь на север - ворвется студеный ветер и все заморозит; то по ошибке выпустит из зимнего чулана снежные тучи; то совсем спутается - и солнце светит, и ручьи шумят, и носы краснеют. Но не надо сердиться на весну - рано или поздно она сделает правильно. Тогда люди скажут: «Да, это настоящая весна!» - потому что сразу видно, какая весна настоящая. Весенним вечером Нина Павловна, отдыхая дома, читала у открытого окна. Закончив укладку рюкзака, Катя села на медвежью шкуру и вздохнула.
– Доктор сегодня мне сказал, что как только я вернусь из лесничества, после праздника, выпишет меня на работу, - сказала она.
– Ты была сегодня на заводе?
– удивилась Нина Павловна.
– Почему же ты не зашла в термический цех?
– Я вообще никуда не заходила, - ответила Катя.
– Я сначала пошла за колонны, вижу - они все работают… Я расстроилась и ушла.
– Ты хотела бы, чтобы они бездельничали?
– усмехнулась Нина Павловна, отложила книгу, села рядом с Катей, обняла ее и спросила: - Почему ты расстроилась?
– Просто я никому не нужна, - объяснила Катя.
– Я стояла за колонной, смотрела, а у них все идет… очень хорошо. Леночка вполне справляется. Зачем я им теперь нужна? Я больная, а Леночка здоровая… - Она подумала и добавила: - Нина, возьми меня в термический цех! Хорошо?
– Стоило получать квалификацию токаря, чтобы потом переучиваться! Уверяю тебя, что такая стахановка, как ты, нужна в бригаде.
– Не нужна я бригаде, не нужна, не нужна!
– затвердила Катя.
– А кроме бригады, мне тоже ничего не нужно… Все равно, как только доктор выпишет меня на работу, я пойду за колонны, стану за свой станок… И пускай только посмеют меня прогнать! Пускай только Ленка посмеет! Я буду ее щекотать вот так, вот так!… - И она принялась щекотать смеющуюся Нину Павловну.