Малышок
Шрифт:
Он сначала не понял, что случилось. За колоннами уже горел свет, и все черновые станки, все три черновых станка работали. От станка к станку ходил Сева, осторожно и легко, будто двигался по ниточке, готовой порваться. Лицо у него было непривычно оживленное, какое-то светлое, красивое, точно освещенное еще одной яркой лампой. Он остановил станок, снял ободранную деталь, зажал новую заготовку, пустил станок, проходя мимо другого
Острая зависть пронзила сердце Кости. Но это была не только зависть - это было также восхищение. «Ты, гляди, наделаешь делов», - хотел он сказать товарищу, но промолчал, потому что его руки зачесались, загорелись. Он мысленно повторял каждый шаг, каждое движение, сделанное Севой, и не сразу заметил Герасима Ивановича… Между колоннами появилось несколько ребят из цеха. Все молча смотрели, как Булкин управляется с тремя станками.
Для того чтобы успокоить руки, Костя стал за отделочный станок, к которому его всегда тянуло. Побежала, заструилась синяя, горячая стружка. Старый мастер посветлел, шуганул зрителей: «Дела другого нет - семерым на одного глазеть!» - присел на стеллаж возле Кости и призадумался. Всего два работника было за колоннами, и все же продолжалась жизнь, весело звякали отделанные «трубы».
По порядку, заведенному Костей, каждый токарь, сдав обдирку отделочнику, ставил под своей фамилией на доске показателей меловую единичку - так велся учет соревнования внутри бригады. Взяв мелок, Костя провел под всеми единичками толстую черту. Это означало, что за колоннами случилось что-то очень важное.
Как только раздался гудок, Герасим Иванович скомандовал:
– Шабаш!
Станки замерли, и ребята подошли к мастеру.
– Заболела Галкина, - сказал он.
– Доктор говорит, придется отпуск дать - может быть, на месяц-полтора.
– И питание, - подсказала Леночка, которая незаметно присоединилась к ним.
– Мальчики, вам поклон от Кати. Я отвела ее домой.
– Питание подбросим, - пообещал мастер и спросил у Кости: - Давать еще человека или справитесь?
– Сами видели, - отозвался Сева.
– Справимся и вдвоем.
– Ты не прыгай!
– не очень строго остановил его мастер.
– Думаешь, как проработал часок на трех станках, так и король!
– Ой, он на трех станках работал?
– с восторгом прошептала Леночка.
– Да!
– сказал мастер, отвечая своим мыслям.
– Были у вас руки что крюки, а теперь руки в порядке… Ты, Малышок, на трех станках тоже управишься?
– Должно быть…
– А я непременно собьюсь, - призналась Леночка.
– А на отделочном?
– Справлюсь, обязательно справлюсь! Я уже один раз немножко пробовала.
– Герасим Иванович, в ремонтном цехе четыре «Буша» стоят, а им одного хватит, - неожиданно для самого себя сказал Костя.
– Пускай нам лишние отдадут. За колоннами место есть. Вот поглядите!
–
– удивился мастер, но все же пошел за Костей в конец участка, осмотрел площадь возле самой стены и признал: - Конечно, два-три «Буша» поставить можно, хоть и тесновато. Выйдет на работу Галкина - может, и поговорю с Тимошенко.
– А зачем ждать?
– пожал плечами Сева.
– Обдирку вдвоем на пяти станках поведем.
– А с отделкой как?
– прикрикнул мастер.
– Вносишь предложение, так отвечай за свои слова. Отделочный станок нынче только-только справляется. Куда ободранные заготовки сдавать? Думать нужно!
Он ушел, против воли озабоченный. Костя отослал Леночку домой и сосчитал готовые «трубы».
– Сто двадцать! Полторы нормы… Сработали!
– огорченно сказал он.
Вместо ответа Сева зажал заготовку, пустил станок, подошел к станку Кости… Все было ясно. Костя обрадовался, подхватил с полу обдирку и зажал в патроне отделочного станка.
– Давай!
– бросил Сева.
– Давай!
– откликнулся Костя.
В цехе уже было совсем пусто, но за колоннами «Буши» продолжали свое дело. Костя снял первую готовую «трубу», а Сева велел ему:
– Считай!
– До скольких?
– До… ста шестидесяти!
Это значило - двести процентов плана! «Испугал!» - задорно подумал Костя и крикнул так, что в цехе зазвенело эхо:
– Сто двадцать одна!
За колонны, шаркая валенками, прибежала учетчица, старенькая тетя Паша, с замасленным блокнотом.
– Что же вы, не сдаетесь, ребята?
– спросила она.
– Не сдаемся!
– ответил Сева.
– Смена не кончилась!
Фронтовая бригада не сдалась.
Крикнув: «Сто шестьдесят!» - Костя выключил станок и побежал сдавать резцы в заправку и договариваться об электрокаре. Когда он возвратился, Сева уже кончил уборку стружки и сидел на стеллаже, вытянув уставшие ноги на середину прохода. Костя улыбнулся. Ему живо представилось, как завтра заойкает Леночка, как обрадуется Катя, услышав, что, несмотря на все неудачи, фронтовая бригада устояла и впервые сделала двести процентов - две нормы, целую гору «труб», которые так весело блестят, отражая свет ламп.
– Только они - актив!
– процедил Сева сквозь зубы.
– Только они - новаторы, а Севка - Булкин-Прогулкин… Надавали вам горячих? Съели?
Его слова ошеломили Костю. Стало темно, холодно, точно у него отняли что-то очень большое, светлое, хорошее. Да ведь и то сказать - какие злые, мелкие это были слова.
– Значит… значит, нарочно ты так вот сделал?
– через силу проговорил он, желая этим выразить, что его товарищем руководило только желание пофорсить, показать себя.
– Я думал, ты на самом деле… а ты нарочно, нахально… - И, махнув рукой, он пошел прочь, чтобы скорее скрылся с глаз неправильный человек.