Мама на выданье
Шрифт:
— Повторите,— попросил я.
— Нет, дорогая, ничего не говори сейчас,— сказал Жан.— Просто мы отвезем его вечером в казино.
— Не хочу я ни в какое казино,— раздраженно отозвался я, удрученный новостью о кончине мисс Бут-Уичерли.— Без нее это будет совсем не то.
— Ты должен поехать ради ее памяти,— настаивал Жан.— Я покажу тебе кое-что, ты посмеешься и поймешь, что все в порядке.
Он говорил совершенно серьезно, но в глазах мелькала веселая искорка.
— Он прав, дорогой Джерри,— подхватила Мелани.— Прошу тебя.
— Ладно,— неохотно согласился я.— Везите и показывайте, и пусть ваши слова оправдаются.
Они оправдались.
Приехав в казино, мы вошли в игровые залы, и Жан сказал:
— А теперь осмотрись кругом и скажи, что ты видишь. Я повел взглядом по игровым столам. Очко — обычная компания, включая карлицу-цыганку, которая, судя по ее реакции, только что сорвала хороший куш. Железка — много старых знакомых, в том числе невозмутимый, как всегда, истукан. Рулетка... Этот стол окружала плотная толпа; судя по всему, там кому-то безумно везло. На минуту в толпе появился просвет, и у меня сжалось сердце. Я успел разглядеть ее... Наклонясь над столом, делала ставку мисс Бут-Уичерли, в том же малиновом бархатном платье и в той же шляпе, какие были на ней, когда я увидел ее впервые. Тут она повернула голову, и я понял, что это не мисс Бут-Уичерли, а куда более молодая женщина, лет двадцати с небольшим, с прелестным лицом и большими голубыми, как у персидской кошки, невинными глазами. Она улыбалась, говоря что-то стоящему за ее креслом красивому молодому человеку. Он смотрел на нее с обожанием и энергично кивал в ответ на каждое слово. Кто бы ни была эта особа, она присвоила платье мисс Бут-Уичерли, и мое раздражение переросло в гнев. Круг опять завертелся, толпа сомкнулась и скрыла ее от моего взора.
— Кто это, черт возьми? — выпалил я.— И какого черта она носит платье мисс Бут-Уичерли?
— Тсс,— сказал Жан.— Не так громко. Все в порядке, Джерри.
— Но кто она, эта чертова мародерша? — сердито спросил я.
— Это сестра Клер,— ответил Жан, глядя на меня.
— Сестра Клер? — повторил я за ним.
— Сестра Клер,— подтвердила Мелани.
— Вы хотите сказать, что она монахиня! — спросил я недоверчиво.— Монахиня в таком платье, за игровым столом? Вы с ума сошли.
— Да нет же, Джерри,— улыбнулся Жан,— это чистая правда. Клер — одна из сестер-благотворительниц. Во всяком случае, была одной из них, она больше не монахиня.
— Неудивительно,— едко заметил я.— Допускаю, что Католическая церковь отличается терпимостью, но даже она вряд ли стала бы терпеть в своих рядах монахиню в наряде двадцатых годов, посещающую вертеп в обществе молодого красавчика жиголо.
Мелани рассмеялась.
— Никакой он не жиголо, это Мишель, очень славный парень,— сообщила она и добавила почему-то: — Он сирота из приюта в Сан-Себастьяне.
— По мне, пусть у него будет хоть шесть отцов,— огрызнулся я.— Хотелось бы мне знать, с какой стати эта лжемонашка щеголяет в платье мисс Бут-Уичерли.
— Погоди.— Жан мягко взял меня за руку.— Все объяснится, но сперва подойди, посмотри, как она играет.
Мы подошли к игровому столу и заняли позицию напротив сестры Клер (должен признаться, в красном бархате и желтых страусовых перьях она была восхитительна). На столе перед ней лежала гора фишек, и я стал внимательно следить за тем, как она играет. У нее была дивная кожа чудесного бело-розового цвета, как у румяного осеннего яблока; огромные голубые глаза над высокими скулами слегка скошены на восточный лад. Красивой формы прямой нос, полные чувственные губы, которые часто раздвигались в улыбке, обнажая безупречные, хотя и мелковатые зубы. Улыбка озаряла все ее лицо необычным внутренним светом; глаза при этом светились так, что хоть грей ладони перед ними. В этих глазах было что-то от детской искренности и непорочности, и, сделав ставку, Клер смотрела на вращающийся круг так, как ребенок пожирает глазами рождественскую витрину.
Смуглая кожа, кудрявая шевелюра и большие добрые карие глаза парня за ее спиной (я дал бы ему лет двадцать с небольшим) придавали ему сходство с итальянским цыганом. Стройная фигура его двигалась плавно и грациозно, будто в танце. Многие женщины в зале, как молодые, так и постарше, кидали на него алчные взоры, но он видел только сидящую перед ним в красном бархате сестру Клер, и она то и дело поворачивалась к нему, улыбаясь и поглаживая страусовыми перьями его безупречный костюм. Глядя, как он разговаривает с ней, я мысленно извинился за то, что обозвал его жиголо. Передо мной был влюбленный, чувствительный молодой человек. Так же очевидно было, что сестра Клер тоже в него влюблена, хотя я допускал, что ее невинная душа не отдает себе в этом отчета. Они явно чувствовали себя вместе непринужденно и счастливо, держались так, будто во всем зале не было никого, кроме них, совершенно не замечая наблюдающую за ними толпу.
Внимание Клер было разделено поровну между молодым человеком и вращающимся кругом с постукивающим шариком. Сделав ставку, она не сводила с рулетки светлого взгляда. Словно не сомневалась в успехе. И везло ей невероятно. Она явно играла без какой-либо системы, следуя движению души, и делала ставки от пятидесяти до ста фунтов. Почти все остальные игроки следовали ее примеру. Она выигрывала в одиннадцати случаях из двенадцати; на моих глазах крупье со страдальческим видом пододвинул ей очередные фишки на сумму около двух тысяч фунтов.
— Последняя ставка,— тихо сказал мне Жан.
— Откуда ты знаешь?
— Учитывая ее сверхъестественное везение, казино заключило соглашение с Клер. За вечер она проигрывает только два раза, называет это «предупреждением Всевышнего». Если ее не остановить, может разорить казино. Когда пришла играть в первый раз, сорвала банк. Это была полная сенсация, особенно когда они выяснили, кто она,— сообщил Жан.
— Господи, да ты шутишь,— промолвил я.— Это просто невероятно.
— Истинная правда,— возразил Жан.— Ей каждый вечер неизменно везет. Для любого другого вход в казино был бы закрыт, но они узнали, что она монашенка и главный персонаж одного громкого дела. Что им оставалось делать? Общественность не позволила бы запретить ей играть. Пришлось заключить договор. Клер играет раз в неделю три часа и заканчивает, когда выигрыш достигает двух тысяч пятисот фунтов. Разумеется, казино на этом тоже выигрывает, ведь народ так и валит посмотреть на играющую монахиню.
— А как это все началось? — озадаченно справился я.— И при чем тут платье мисс Бут-Уичерли, черт побери?
— Сестра Клер сама тебе все расскажет,— ответил Жан.— Они придут к нам на ужин, так что наберись терпения. Только не вздумай смеяться, Джерри, потому что она очень серьезно относится к тому, что произошло.
— Смеяться? Я совершенно сбит с толку, какой тут смех. Когда мы вернулись в дом Шульцев, Жан налил всем троим по стаканчику, и мы вышли на широкую веранду, оплетенную бугенвиллеей с пурпурными и розовыми цветами; внизу, под горой, сверкали огни Монте-Карло, будто небрежно разбросанные драгоценности.
— Сдается мне,— рассудительно произнес я,— в вашей повести хватает пробелов. Может быть, вы заполните кое-какие из них, пока не приехала монахиня, которая сорвала банк в казино Монте-Карло?
— Только предварительные сведения,— отозвался Жан.— Самое поразительное ты услышишь из уст самой сестры Клер.
— Валяй,— сказал я.
— Родилась она в Девоншире, ее родные были католики. Когда она стала постарше, ее отец поступил на работу садовником в большой римско-католический монастырь поблизости от Вулвергемптона. Девочка трудилась вместе с ним и вскоре стала специалистом по выращиванию фруктов, овощей и цветов для монастыря, который служил также сиротским приютом, что весьма устраивало сестру Клер, страстно любящую детей. В свободное от сада время она помогала монахиням в их делах. Когда умер отец, заняла его место. Тогда-то и решила сама стать монахиней. Ну вот, однажды она где-то прочитала статью про Сан-Себастьян и деятельность сестер-благотворительниц и сразу загорелась, посчитав это знамением свыше. Клер всегда была убеждена, что у Господа приготовлена для нее работа, и нетерпеливо ждала знамения. Вот и явилось оно в виде той статьи. Она заключила, что должна трудиться в Сан-Себастьяне.