Мама, я люблю тебя
Шрифт:
— Привет, Лягушонок, — сказал он. Это он прозвал меня так, когда я была еще совсем маленькая.
— Привет, Пит. Когда это вы с Папой Мальчиком вернулись?
— Ты о чем говоришь? Откуда вернулись?
— Из Парижа, конечно!
— Ты бредишь, — сказал Пит.
— Вовсе нет. Так вы совсем приехали?
— А, иди-ка ты спать! Ведь ночь сейчас.
— Посмотри в окно, если, по-твоему, ночь.
Пит выскочил из постели, подбежал к окну, посмотрел в него и сказал:
— Святая корова! Что делают на газоне
— Ты хочешь сказать — птицы? — Я тоже посмотрела в окно — и не увидела ни одной птицы! Только люди, все разные. Они там просто стояли. И была ночь. Я стала искать глазами Деб, но ее не было.
— Иди-ка ты лучше спать, — сказал Пит, и я так и сделала, но стоило мне заснуть, как я опять услышала стук в окно, и это опять была Деб, а на газоне перед домом было полно львов и тигров, но Деб не боялась их, и я тоже не боялась. Она опять хотела, чтобы я вышла к ней, и я снова побежала к шкафу и на этот раз надела свое любимое платьице, но я не забыла о том, что Папа Мальчик вернулся, и побежала еще раз взглянуть на него, но его в комнате не оказалось, Мама Девочка была одна, и похоже было, что ей очень одиноко. Я побежала в комнату Питера Боливия Сельское Хозяйство, но его тоже не оказалось на месте. Я выбежала из дому, и Деб была там, под окном, но на газоне не было ни одного льва или тигра и ни одной птицы.
— Куда все исчезли? — спросила я, но Деб сказала:
— Мама разрешила мне пойти в деревню на холме и купить себе что-нибудь на десять центов. А твоя тебе разрешит?
— Она спит, и у меня нет десяти центов, но все равно я схожу с тобой.
Мы пошли с ней в деревню на холме и рассмотрели все товары в лавке, а потом Деб потратила свои десять центов. Она купила зеленую ленту за пять центов, а за другие пять — красную, и она попросила меня завязать одной из них ей волосы.
— Какой?
— Да любой, — ответила она, и я завязала красной, а потом она завязала мне зеленой, и я сказала:
— О, благодарю тебя, Деб, но когда мы придем домой, я верну ее.
Мы пошли назад, и все, кого мы встречали, смотрели на наши новые ленты. Мы болтали и смеялись всю дорогу, пока Деб не вспомнила, что ей пора домой, и тогда я сказала:
— Ладно. Спасибо тебе, Деб, что ты взяла меня с собой в деревню, и за то, что завязала мне волосы своей лентой. Возьми ее обратно.
— Ничего подобного, — ответила Деб, — она твоя насовсем.
— Тогда я тоже подарю тебе ленту, как только у меня будут деньги.
— Пока, — сказала Деб.
— Пока, — сказала я.
Она пошла домой, а я — к себе, на Макарони-лейн, дом тысяча один, посмотреть, что там делается.
Мама Девочка сидела на постели и разговаривала по телефону с Кларой Кулбо.
— Лягушонок, — попросила она, — будь хорошей девочкой, поставь кофе и, когда будет готов, принеси мне чашечку, хорошо?
— Хорошо, — ответила я.
Вот какой был сон, и напугало меня не то место, где львы и тигры, а когда из комнаты исчез мой отец.
А теперь я проснулась. Мама Девочка сидела совсем рядом, на краю кровати в 2109-м номере отеля «Пьер» в Нью-Йорке, и по междугороднему телефону разговаривала с Кларой Кулбо в Калифорнии.
— Лучшей пьесы я не читала, — говорила она.
Должно быть, Клара Кулбо сказала что-то очень смешное, потому что Мама Девочка прямо взвыла, а потом закричала в трубку:
— У, мерзкое создание!
Они говорили и говорили без конца, как будто за разговор не надо платить, а потом наконец распрощались, и Мама Девочка положила трубку. Она увидела, что я не сплю, и спросила:
— Ты давно проснулась?
— Несколько минут назад.
— Я звонила, чтобы она пошла к нам домой и позаботилась о золотых рыбках. И рассказала ей про пьесу.
— Мама Девочка, что это значит, когда тебе снится, что ты дома и твой отец и брат тоже дома?
— Это значит, что тебе хочется быть дома и хочется, чтобы они там тоже были.
— Это я знаю, но что еще это значит?
— Не знаю. Тебя этот сон расстроил?
— Немножко.
— Не расстраивайся! Радуйся и сверкай, как ты умеешь, радуйся и танцуй, когда не спишь.
— Иногда мне надоедает сверкать. В конце концов, мне девять лет, и я уже не ребенок.
Мама Девочка легла рядом со мной, обняла меня крепко и сказала:
— Если хочешь знать, никто никогда не ребенок и никто никогда не перестает им быть. Так устроен мир.
— А почему?
— Потому что отцы и матери тоже никогда не были детьми и тоже никогда не переставали ими быть. Так уж повелось от века, так есть, и нам остается только стремиться и стараться.
Она взглянула на свои часы и сказала:
— Уже начало шестого. Мы идем на чай?
— А ты хочешь?
— Ну конечно! А ты?
— Если ты хочешь — то да.
— А мне показалось, что мисс Крэншоу тебе нравится.
— Нравится, но это еще не значит, что я хочу идти к ней на чай.
— Что с тобой происходит, Лягушонок?
— Во сне я поговорила с моим братом, но не успела поговорить с отцом. Я ведь не знала, что это сон. Мне не хотелось его будить, я думала, что еще смогу поговорить с ним, — а теперь уже поздно.
— Что ты хотела сказать ему?
— Ничего, просто поговорить. Разве девочка говорит своему отцу что-нибудь особенное? Просто ей хорошо, когда она его видит и с ним разговаривает. Когда слышит его голос и знает: он тут. Когда чувствует его запах. Все время одни женщины — это надоедает.
— У тебя, кажется, плохое настроение?
— Просто я жалею, что не поговорила с отцом.
— Что ж, позвони ему в Париж.
— Ну нет, это уже не то. Во сне он был дома, мы были все вместе. А потом, мы не можем себе этого позволить — слишком дорого.