Мама
Шрифт:
— Вы пустили этих людей в чертоги Святой Церкви, брат мой? — обратился наместник к Борису, не обратив внимания на слова отца Юрия.
— Да, ваше святейшество. Их проводили в храм Господа нашего на суд Божий. На ваш суд.
— Значит, на то была воля Божия, — шелохнулся капюшон наместника. — Не так ли, отец Юрий?
Подловил, сволочь, пронеслось в голове злое.
— На все воля Божия, — сердито пробормотал Юрий.
20
По сути, их могли не пропустить, могли завернуть. Вот только прозевали тот момент, когда «фольксваген»
Попал он в нужное время и в нужную обстановку, потому уловка, которой скрывал свой недосмотр, брату Борису удалась. Теперь решение принимает не он, а святые отцы и сам наместник. Так что сделать его виноватым не выйдет. Хотя по инструкции отмеченных дьяволом, то есть не принадлежащих к народу россов, нужно было не допускать до предела. Любыми способами, вплоть до физического уничтожения.
Слава и его спутники об этом не догадывались. Они спокойно прошли за проводником к храму и под предлогом того, что аудиенция с наместником может состояться только в храме, а доступ туда с оружием запрещен, сдали все вооружение.
Теперь они шли молча и с удивлением озирались по сторонам.
Снаружи храм Святой Церкви напоминал неопрятную глыбу и не сочетался ни с одним архитектурным стилем. Двери святого места оказались необыкновенно низкими. Настолько низкими, что заставляли склоняться каждого, кто хотел пройти внутрь.
Внутри же храм, наоборот, поражал огромным пространством и богатым убранством. Посередине зала возвышался алтарь, чуть дальше на подвешенном на цепях помосте стояло высокое деревянное кресло. Сиденье, на котором запросто уместились бы два здоровых мужика, спинка в человеческий рост и массивные подлокотники.
— Нехреновый стульчик, — присвистнул Анри.
Проводник молча прижал палец к губам, и француз послушно замолчал. Женщины стояли возле сутенера и озирались по сторонам. Слава двинулся было вдоль стены, но проводник все так же молча знаком остановил его и указал на место перед алтарем.
— Нас, что ли, в жертву принесут? — недобро усмехнулся беспредельщик.
Проводник снова поднес палец к губам.
— Молчу-молчу, — кивнул Вячеслав и подмигнул французу.
21
Противоречивые чувства разрывали отца Юрия на части. С одной стороны, все складывалось как нельзя более удачно. Наместник загонял себя в угол, рождая недовольство. Если это недовольство только чуть подразжечь, святые отцы пойдут за ним. Пойдут. А после того, как узнают правду, тем более пойдут. Потому что само существование здесь наместника — грех против Бога русского народа.
Но, с другой стороны, все за ним не последуют. А тогда неизбежно столкновение. А без поддержки того человека, с которым он не встретился вчера, ему не следует надеяться на победу. Потому что даже если он победит, сил на то, чтобы удержать власть и защититься от соседей, уже не будет.
А если нет, то другого случая тоже уже не будет. Бить
Первым в храм вошел брат Борис, следом его святейшество, потом отец Юрий. В очередной раз напомнил себе, что пора бы сбросить десяток килограммов, а то скоро с эдаким брюхом в двери не пройдет. Отцы Святой Церкви вытянулись в длинную колонну, заходили по одному, наконяясь пред Господом и его храмом.
Чужаки стояли возле алтаря, смотрели на монахов с любопытством. Нечистые кровью и духом. Отцу Юрию захотелось сплюнуть, но не в храме же. И он устыдился своего желания.
Брат Борис остановился возле пришлых. Наместник прошел вперед. Лязгнули цепи, когда ступил на помост. Интересно, как бы они лязгнули под отцом Юрием. Он представил, как всходит на помост вместо наместника, как, натянувшись, жалобно скулят цепи. Весу в нем поболее, чем в прячущем под капюшоном печать диавола наместнике.
Мечты. Отец Юрий вздохнул, отгоняя сладкое наваждение. Наместник опустился в кресло. Святые отцы занимали места по кругу, продолжая заполнять пространство зала. Сам отец Юрий остановился возле алтаря, откуда было видно и наместника, и пришлых.
Наместник молча ждал чего-то. Юрий поглядел на двери. Никто более не стремился внутрь. Все, кто шел сюда, были здесь. Он снова обратил взгляд на наместника, но тот по-прежнему молча восседал на помосте.
Отец Юрий уже собрался было сам заговорить с чужаками, что было бы верхом наглости с его стороны. Он даже ступил в центр, к алтарю. Туда, где стояли ничего еще не понимающие пришельцы.
— Остановись, Юрий, — голос прозвучал мощно и грозно, словно говорил сам Бог. Так всегда звучал голос наместника с помоста. Интересно, что это за завихрения акустические.
Когда-нибудь он сам взойдет на этот помост, и тогда богоподобно зазвучит голос наместника Юрия. Но это будет позже. Он остановился. Кинул взгляд на наместника. Перевел его на пришлых. Те стояли всего в двух шагах. А один, в замшевой куртке, так и вовсе рядом с ним. Этот в замше покосился на него странно, в глазах пришельца мелькнуло узнавание. Неуловимое движение — и в руке Юрия оказался клочок бумаги.
— Отойди от них, сын мой, — слегка повысил голос наместник.
Юрий отступил. Пальцы комкали бумагу. Надо как-то посмотреть, что это. Что там, в этой записке.
— К вам обращаюсь я, — громоподобно возвестил наместник. Капюшон повернулся к стоящим у алтаря чужакам. Отцы Святой Церкви, словно бараны по велению пастушьего хлыста, повернулись к пришельцам и уставились на них, ожидая слова его святейшества.
Юрий украдкой развернул записку, кинул на нее быстрый взгляд и молниеносно скомкал. Вот оно! Свершилось, теперь надо действовать.
22
Обстановка становилась гнетущей. Монахи в рясах, большей частью с капюшонами, закрывающими лица, двигались как зомбированные. Молча занимали места, словно готовились к какой-то церемонии. Центральную роль, видимо, играл мужик в кресле, а они… уж не назначены ли на роль жертвы во славу Господа? Во всяком случае, то настороженное, уважительное отношение, которое он отметил в свой адрес при первой встрече с монахами, растаяло, словно снег в марте.