Мама
Шрифт:
— Что еще? — нарочито грубо спросил монах. Однако в глазах молодого священника горела надежда. Надежда на то, что все случившееся — недоразумение, что сейчас ему все растолкуют и все станет как раньше.
Слава поперхнулся от такого открытия, закашлялся. Негр тоже понял прекрасно, в чем слабость охранника. А может, и не понял, а с самого начала знал. Кто их разберет, этих «детей солнца».
27
О чем они беседовали, ни Слава, ни Анри, ни девушки так
— Не нравится мне это, — заметила Жанна. — Как ни поверни, а мы оказываемся с краю. Либо мы нужны — и нас пользуют, либо не нужны — и нас в расход пускают.
— Расслабься, — Анри повалился прямо на пол, закинул руки за голову и вытянулся во весь рост. — До завтра доживем. Если этот гипнотизер черножопый монахранистам…
— Кому? — не сдержалась Эл.
— Монахам из охраны, — любезно пояснил Анри. — Так вот, если он им смогет мозги запудрить, то поживем и подольше, а там, глядишь, Сэд появится.
— Сэд, может, и появится, только он по другую сторону баррикады, — мрачно буркнул Слава. — Он этого толстого скота поддерживает.
Анри повернулся на бок и приподнялся на локте.
— А кстати, дядька, что там за история с этим байкером и толстым монахом-революционером?
— Да какая там история, — отмахнулся Слава. — Сэд попросил записку передать, они вроде вместе революцию затеяли, подпольщики долбанные. Я и передал. Все.
— Мог бы и предупредить, — пожурил Анри.
— Зачем? — не понял Вячеслав.
— Совсем дурной, беспредельщик? — выпучился француз. — Мы ведь не чужие люди. Путешествуем вроде вместе… Нет? Или ты считаешь, что остальных общие проблемы не касаются.
— Почему? — пожал плечами тот. — Жанна знала.
Француз одним движение поднялся на ноги. Поглядел на автоматчицу, та слегка кивнула. Анри демонстративно повернулся к Эл:
— Нет, ты видела? Нас тут за людей не считают. Дискриминация какая-то.
— Хватит уже, — поморщился Слава. — Мы в дерьме по уши, а он все шутит.
Анри сверху вниз посмотрел на беспредельщика, произнес торжественно:
— По этому поводу вторично предлагаю показательно повеситься. Кстати, представь себе рожу этого толстяка… Как бишь его? Отец Юрий? Вот заходит этот Юрий утром вести нас на казнь, а мы висим здесь в рядок синие, обгадившиеся, с языками наружу. Мертвые, но злорадно улыбающиеся и фиги показываем окостенелыми пальцами. Вот он, поди, разозлится-то.
Жанна заулыбалась. Даже Эл тихонько хихикнула. Только Вячеслав продолжал зло играть желваками. Он хотел ответить, но в замочной скважине завозился ключ.
Дверь отворилась. Вошел негр, за его спиной мелькнула фигура монаха, не брата Бориса, другого. Монах поспешно закрыл дверь. Запер. По коридору с той стороны зашаркали уставшие шаги.
— Ну что, ваше высокопреосвященство? — дурашливо спросил Анри. — Кто нас казнит? Ваш толстяк-повстанец или вы сами снизойдете?
— Никто вас не казнит пока, — устало отмахнулся наместник. — Завтра утром, когда придет этот жирный ублюдок, мы нейтрализуем его здесь. Охрана помогать не станет ни нам, ни ему. Так что там уж кто кого. Если справимся с новой верхушкой, они помогут.
— Кхе, — нарочито кашлянула автоматчица. — Как-то гнило у вас тут все. Каждый сам по себе, и никого за власть или там за идею. А воплей-то было…
— Люди верят в Господа, — устало покачал головой негр. — Только им трудно следовать заповедям и идти к Господу самостоятельно. Им нужен проводник. Этот проводник — я. Посредник между богом и людьми. Бог ведь никогда сам ни с кем не общается. Вспомните Писание… то ангелы Божии, то сын Божий, то пророки, то бредовые сновидения, но никогда ни к кому Бог не является сам. Нужен посредник.
— А сам посредник верит в Господа? — ехидно спросил Анри.
Наместник уселся возле стены и устало прикрыл глаза.
— Смотря в каком смысле. В том смысле, в котором верят они… Зачем? — ответил он спустя время. — Да и как можно верить в то, что создаешь сам?
Он открыл глаза и оглядел сокамерников.
— Завтра наверху нас будет ждать оружие. То, что отняли у вас и пара винтовок. Я не хочу крови, но, возможно, договориться не удастся, тогда…
Негр замолчал и снова закрыл глаза.
— Вы обещаете помочь?
— Я обещаю помочь выйти из этой камеры, — холодно сказал Слава. — Потом мы уедем. Другой помощи не жди.
— И на том спасибо, — тихо пробормотал свергнутый правитель. — А теперь заглохните и дайте спать.
28
Брат Борис отпер дверь и отступил на шаг в сторону. Отец Юрий посмотрел на него покровительственно. Сатрап. Все они теперь перед ним двери открывают. Псы. Господи, как же это противно. Хотя в этом противном было что-то греющее душу. Был триумф.
— Чего стоишь? Открывай, — распорядился он.
Брат Борис поспешно распахнул тяжелую металлическую створку. Отец Юрий шагнул в полумрак.
— Поднимаемся и выходим, дети дьявола, — говорил он не для заключенных, а для охраны. — Настал час расплаты. Братья ждут вас, дабы свершить суд.
— Настал час расплаты, — весело кивнул сидящий под окном француз. — Дождались наконец.
Он поднялся на ноги и медленно, безобидно улыбаясь, двинулся на святого отца. Спустя пару шагов его отстранил наместник. Этот надвигался без улыбки, с угрозой. В стороне стоял замшевый, наблюдая за всем этим с пренебрежением.