Мамины рассказы

Вентлянд Валентин Адамович

Мама отложила шитьё. По-немецки отдавала короткие распоряжения. Подбросили в печь пару поленьев, кажется, это сделала я, и проследила, чтобы поленья разгорелись от жара в печи. В алюминиевую большую мыску - ты её, конечно, помнишь - налили горячей воды, в духовке у нас всегда стояла большая кастрюля с водой. Поставили скамеечку у плиты и предложили чужому мужчине помыть-попарить ноги, предварительно заставили снять мокрую верхнюю одежду. Возможно, моя память кое-что и путает, но почему-то у меня перед глазами картина, как мама достала из сундука пару чистого папиного белья, и велела чужому одеть. Вся его одежда, кроме плаща (или пальто) и пиджака подверглись стирке. Вручную, никаких стиральных машин тогда не было. Но это было чуть позже. А сначала мама нарезала на сковородку сала и пожарила яичницу. Вскипятила кружку молока, нарезала хлеба. Сковородку с яичницей мама поставила на стол, папа налили "лекарства" - стопку самогона. Пока чужой ел и отвечал на папины вопросы, мама занялась стиркой. Над плитой

и в "верхней" комнате были натянуты верёвки. Бельё и одежду развесили над плитой и за грубой. Ботинки (или туфли) перекочевали в духовку. А теперь ты, наверное, спрашиваешь себя, куда же уложили спать пришельца? Ведь мы и так все спали по двое. Свободной или запасной кровати, раскладушки не было, как не было и матрасов: мы спали на длинных мешках, набитых кукурузными листьями. Короче, головоломка, которую очень просто решили папа с мамой. Когда плита остыла на столько, что на ней можно было положить что-нибудь, не опасаясь, что оно загорится, на неё постелили все имеющиеся в доме фуфайки и пальто, застелили простынёй, подушка нашлась. А вот что ему дали вместо одеяла, не помню. Но пришелец на утро был очень доволен и сразу ожил, повеселел, оделся в высохшую за ночь свою одежду. Позавтракали. Опять опасаюсь, что память меня, может, подводит, но, по-моему, папа с мамой коротко переговорили и дали то ли 20, то ли 25 рублей, сопроводив словами: "Отдадите, когда у Вас будут деньги". Незнакомец ушёл в аэропорт. Потом он устроился на работу. Не знаю, был ли он лётчиком или у него другая лётная профессия, сразу ли он стал летать или вначале учился, но он летал на самолётах. Ирина его знала. Естественно, я его изредка и раньше встречала. Но это было редко. Я его и раньше не всегда узнавала. Прошло без малого 40 лет, все мы изменились, но он меня узнал. А через Ирину он часто передавал приветы и благодарности родителям.

Тогда мы только переехали в Старые Кодаки. Самим толком есть нечего, в доме теснота, не хватало самого необходимого, а родители пустили в дом на ночлег чужого человека, не зная, чем он дышит и что он собой представляет. Я думаю, что когда мама оглянулась и увидела его, она сразу поняла, что этот человек "ist am Ende seiner KrДfte" (у конца своих сил). И, наверное, в её памяти всплыли случаи из собственной жизни, когда она сама была "ist am Ende seiner KrДfte", когда она сама была на грани своих сил, когда она сама очень нуждалась в помощи. Поступить иначе она не могла, родители поступить иначе не могли.

Как мы родились.

По ходу своего повествования я что-то рассказывал о родах. Всё же решил ещё раз остановиться отдельно на этом.

Николай родился в декабре. Наша семья из пяти человек жила в бараке в одной комнате на 16 квадратных метрах. Наверное, это не было большой редкостью в те времена, в похожих условиях жили многие семьи. Голода первых послевоенных лет уже не было: собрали урожай картошки со своего огорода, под огороды раскапывали участки прямо в лесу. На Урале в каждой избе был большой подпол, погреб, где и хранили припасы на зиму. Был он и в бараке (я эти бараки видел в 1991 году): фундамент высокий, зимой он промерзал, картошка в нём хранилась только до первых морозов. Папа в углу комнаты сделал из досок большой ящик, в который засыпали картошку. Прямо поверх картошки на фуфайках спал старший Роберт. Картошку ели и на завтрак, и на обед, и на ужин: недаром картошку назвали "вторым хлебом". За день съедали ведро картошки.

Был вечер субботы (10.12.48). Мама попросила: "Женьхен, сходи к бабушке Ганн.. Скажи ей, что время пришло". Бабушка должна была сделать то, что маме трудно было сделать самой: перерезать пуповину, принять послед (анатомическое пояснение: послед, или "детское место", или плацента - через неё ребёнок крепится к организму матери, выход последа завершающий этап родов), помыть младенца. Папа наказал Роберту закипятить воды на печке. Роберту было уже 16 лет - уже совсем взрослый мужик по тем временам. Когда Женя пришла, ей сказали увести к соседям младших сестричек. Роберт пошёл на улицу "покурить". Не в меру любопытная Женя отвела младших Лену и Эмму, вышла во двор и подсматривала в окно. Мама рожала без криков, без стонов, как будто совсем без боли: буднично, просто, естественно.

Из воспоминаний мамы. Первого умершего ребёнка и Роберта мама рожала на Житомирщине в селе Курмань с помощью двух-трёх бабок-повитух. Самыми тяжелыми были роды Жени (на арестантской койке, как однажды призналась мама) в Копачёво в селе Архангельской области, куда сослали папу. Мама: "Лена родилась как принцесса, в больнице на белых простынях. Роды принимали врачи". Эмма родилась в оккупации, о больнице и речи быть не могло, помогали немки-соседки (в селе Ивановка немецкие власти собрали семьи "украинских" немцев). Ирину и меня мама рожала в амбулатории посёлка Чёрный Яр. Роды принимала Елена Яковлевна, медсестра, фельдшер, акушер и врач в одном лице, дипломированного врача в посёлке не было. При родах Ирины маму в амбулаторию отвели из барака, а забирали уже в купленный дом. Ирина родилась и не закричала, точнее, не задышала. Такое бывает и, главное, не впасть в панику: Елена

Яковлевна взяла на руку маленькое тельце и отшлёпала её. Крик моей сестры возвестил, что "мотор запустился". А меня угораздило родиться после главных праздников Советского Союза - очередную годовщину "Великой Октябрьской социалистической революции". Беда была в том, что больницу два дня не топили, и рожала мама почитай в холодильнике. Мало того, меня запеленали и положили на подоконник - стола в "палате" не было. Мама попросила дать ребёнка (меня) ей, в кровать. "Ну что Вы. Не положено", - следуя инструкциям, отвечала Елена Яковлевна, - "А вдруг Вы его задушите?" "Не задушу. Он у меня - седьмой". И мама своим теплом согрела меня, фактически спасла меня от худшего.

Наташа.

После рождения нашего первенца Сергея мы семьёй жили с родителями в Старых Кодаках, в нижней комнате дома. Я под руководством мамы (почему-то не папы) сложил печь в нашей комнате (прежнюю давно разобрали), сам сделал двери в комнату (двери тоже не было). В то время в доме жили: родители, сестра Лена, преподавала в университете, мы семьёй, сестра Ирина с мужем Виктором и годовалым сыном Витей, они ночевали в "летней кухне" (отдельный маленький домик). Моей жене Любе сделали гинекологическую операцию. После неё надо было, наверное, дождаться вторых месячных. Но опыта на это у нас не хватило. Получилось, мы с женой решили, что она уже беременная (чего ещё не было), и перестали предохраняться. Почему я так подробно рассказываю про это - сейчас поймёте. Когда жена становилась на учёт, врачи считали срок от последних месячных и ошиблись на полтора-два месяца. В результате врачи решили, что есть угроза прерывания беременности, и уложили жену на сохранение в областную больницу. Наверное, в этом не было большой необходимости, просто кто-то перестраховался. Люба пролежала в больнице целый месяц, ходить ей особо не разрешали, и "мы сбежали": я забрал её домой. Дома она пробыла ещё неделю.

Около полуночи у жены начались схватки. Первые роды у неё были стремительными, забирали её из студенческого общежития без меня, жили мы врозь каждый в своей общаге. Что интересно, накануне мы с ней гуляли в центре города по улице Ленина, проходили мимо роддома. "Может, зайдём?" - предложил я, но Люба отказалась. К тому времени (второй беременности) в село была заасфальтирована центральная дорога, был рейсовый автобус от аэропорта в село (4км). Но это было село 70-ых годов. Телефон на всё село был один в правлении отделения совхоза. Конец ноября, дождь, слякоть. Я долго разыскивал-будил сторожа, объяснил причину, позвонил в скорую. "Старые Кодаки? А где это?" Объяснил, как ехать и что встречу их на автобусной остановке. Ехать они будут долго, решил сходить домой проинформировать.

Дома рассказываю, а на меня как-то странно загадочно смотрят, вроде чего-то ждут. После моего ухода мама подняла Лену, маленького Серёжу переложили в другую комнату. Лена при учёбе в университете по военной кафедре основательно изучала медицину, теорию она знала. А мама была практик без знаний теории, но практик больше в части животных, роды телят, козлят, жеребят она хорошо знала и даже сложные случаи. Но роды детей сама не принимала. Роды и в этот раз были быстрыми. Так что Наташа родилась с помощью своей бабушки и тёти.

Как и положено ребёнку она закричала и плакала вплоть до моего прихода. В 70-80-ые года действовали медицинские протоколы, по которым роженица после родов должна отдохнуть, восстановиться, и ребёнка маме приносили спустя сутки. Но уже в то время семья Никитиных (педагоги, родители многодетной семьи, авторы книг о воспитании) писала о важности первого контакта ребёнка и мамы сразу после родов. Да, к чему пришли сейчас, тогда у официальной медицины было под запретом. Но ни мама, ни Лена Никитиных не читали, им это было не нужно. А я не сообразил, что они этого не знают. Короче, новорождённая, мы назвали её Наташей, плакала-возмущалась, требовала еды и общения с мамой. Когда я зашёл в дом, дочь удивительным образом замолчала, почувствовала родственную душу. А моя сестра и моя мама хотели увидеть мою реакцию на крик дочери. Я рассказывал, что вызвал скорую, а они ждали, ну когда же дочь подаст голос? А она молчала, возможно, слушала меня. В конце-концов, терпение их лопнуло, и Лена протянула мне свёрток в пуховой подушке: "У тебя дочь!" Честно говоря, своей реакции я не помню, такое впечатление, что никакой реакции не было, спросил, как прошли роды, как Люба, как ребёнок? "Ну, я пошёл скорую встречать, а то ещё уедут?" И удалился.

Скорая приехала. Но нормальная улица была только одна, заасфальтированная. Водитель побоялся ехать, гарантировать, что можно проехать по нашим улицам после обильного ливня я не мог, старенькая машина на самом деле могла застрять. Врач, когда я сказал, что уже родила, приняла решение идти пешком и посмотреть состояние ребёнка и мамы. Благо, это было близко, в сухую погоду днём минут 5 ходу, метров 300-400. Состояние обеих было удовлетворительным. Приняли решение мою жену отнести на носилках к машине. Я пошёл, разбудил Виктора, мы вдвоём несли Любу, а Лена - самое дорогое на тот момент, свою племянницу, мою дочурку. Благополучно приехали в роддом, туда же, где Люба и лежала. Дежурная в роддоме предложила: