Man and Boy, или История с продолжением
Шрифт:
После войны он пять лет проработал за прилавком, продавая овощи и фрукты. Потом женился на моей матери и заведовал овощным магазином прямо под окнами квартиры, где они жили, и более десяти лет им не удавалось завести ребенка.
В конце концов, когда уже казалось, что это никогда не произойдет, на свет появился я. С того дня, как мы переехали из маленькой квартирки над магазином в собственный дом, и до самого выхода на пенсию отец работал инспектором в сети супермаркетов. Он много путешествовал по Кенту и Эссексу, по всем восточным графствам, чтобы убедиться, что овощи и фрукты, которые там продаются, соответствуют
Так что для мира он не был воином. А для меня оставался именно таковым. Хотя он в жизни мухи не обидел. В буквальном смысле. Из-за того, что он вдоволь насмотрелся на кровь в начале своей жизни, когда кто-нибудь залетал или заползал из его ухоженного садика в наш маленький дом на окраине, отец запрещал мне и матери дотрагиваться до него.
Он склонялся перед помятой бабочкой, или заблудшим муравьем, или осой, или мухой, или даже мышью — ни одно создание не было слишком ничтожным или грязным, чтобы его не стоило спасать, — сажал на ладонь, или в спичечный коробок, или в баночку от варенья, сопровождал к двери черного хода и с трепетом выпускал. А мы с мамой поддразнивали отца и пели хором «Рожденная свободной».
Но хотя мы над ним и подтрунивали, мое детское сердце замирало от восхищения.
Мой отец был сильным человеком, который научился быть мягким: он видел столько смертей, что умел по-настоящему ценить жизнь. И я не мог с ним соперничать, я просто не мог с ним соперничать.
Пэт отказывался ужинать. То ли из-за звонка матери, то ли из-за попытки ограбления. Но вряд ли. Мне кажется, просто из-за того, что я паршиво готовлю.
Я начал волноваться о его рационе. Ну, сколько питательных веществ содержится в пиццах и блюдах для микроволновки, которыми я его все время потчевал? Немного. Здоровую еду он ел, только когда мы ездили к родителям или обедали в каком-нибудь кафе. Так что однажды я сварил овощи и незаметно засунул их в макароны из микроволновки.
— Фу! — сказал он, изучая оранжевую кляксу у себя па ложке. — Это что?
— Это называется морковка, Пэт. Ты должен знать, как выглядит морковка. Она полезна. Давай, быстренько подъедай все это.
Он с омерзением оттолкнул тарелку.
— Не хочу есть, — сказал он, пытаясь выбраться из-за кухонного стола.
— Подожди-ка, — сказал я. — Ты не пойдешь никуда, пока не съешь ужин.
— Не хочу я никакого ужина. — Он посмотрел на оранжевую кляксу, плавающую в пузырящейся кашице. — Он невкусный. Гадость какая-то.
— Съешь ужин.
— Нет.
— Пожалуйста, съешь ужин.
— Нет.
— Так ты будешь есть ужин или нет?
— Нет.
— Тогда ложись спать.
— Но еще рано!
— Правильно, сейчас время ужина. А если ты не хочешь ужинать, то должен идти спать.
— Это нечестно.
— Жизнь нечестная штука. Ложись спать.
— Я тебя не люблю!
— Нет, не меня! Ты не любишь, как я готовлю. А теперь иди и надень пижаму.
Как только он вырвался из кухни, я схватил его тарелку и выбросил в помойное ведро всю эту микроволновую дрянь, смешанную с переваренными овощами. Я не особо осуждал Пэта за то, что он отказался этим питаться. Вероятно, эта дрянь и на самом деле была совершенно несъедобной.
Когда я вошел в спальню Пэта, он лежал на кровати полностью одетый и тихонько всхлипывал. Я посадил его, вытер ему глаза и помог надеть пижаму. Он уже клевал носом, глаза были полузакрыты, рот припух, голова моталась, как у игрушечной собачонки, которую возят в автомобилях на приборной доске, так что вполне мог пораньше лечь спать. Но я не хотел, чтобы он засыпал с ненавистью ко мне.
— Пэт, я знаю, что я не очень хороший повар. Не такой, как мама и бабушка. Но я постараюсь исправиться, ладно?
— Папы не умеют готовить.
— Неправда.
— Ты не умеешь готовить.
— А вот это правда. Твой папа не умеет готовить. Но множество мужчин прекрасно готовят. Самые знаменитые шеф-повара — это мужчины. И обычные мужчины, которые живут одни, — тоже умеют. Например, папы с маленькими мальчиками и девочками. Я постараюсь стать таким же, как они, ладно? Я постараюсь готовить тебе вкусные вещички, которые тебе понравятся. Ладно, дорогой мой?
Он отвернулся и недоверчиво фыркнул, словно услышал что-то заведомо несбыточное. Я прекрасно его понимал. Я и сам не мог в это поверить и подозревал, что нам обоим в самое ближайшее время придется выработать у себя истинную любовь к сэндвичам.
Я отвел Пэта в ванную почистить зубы, а когда мы вернулись, он, хотя и неохотно, поцеловал меня на ночь. Видимо, Пэт был не слишком заинтересован в том, чтобы мириться. Мысленно сказав себе, что к утру он забудет об этой дурацкой морковке, я укутал его одеялом и выключил свет.
Вернувшись в гостиную, я плюхнулся на софу и серьезно задумался о том, что пора устраиваться на работу. Утром пришло банковское извещение. У меня не хватило духу открыть конверт.
Уволили меня по-современному — дождавшись, пока закончится контракт, и швырнув мне под нос всего лишь месячную зарплату. Она уже закончилась. Мне необходимо было работать, потому что положение с деньгами становилось критическим. Мне это нужно было еще и потому, что работа — единственный вид деятельности, где у меня хоть что-то неплохо получалось.
Я взял газету с объявлениями и открыл ее на странице «требуются», обводя продюсерские вакансии на радио и телевидении, которые казались привлекательными. Но через несколько минут отложил газету в сторону и принялся отчаянно тереть глаза. Я слишком устал, чтобы заниматься этим прямо сейчас.
На видео по-прежнему крутился фильм «Империя наносит ответный удар» — битва между силами добра и зла в снегу какой-то далекой планеты. Хотя этот бред был постоянным фоном нашей жизни и иногда я начинал сходить от него с ума, теперь я был слишком измучен, чтобы подняться и выключить его.
Действие переместилось с замерзшей пустоши на какое-то темное булькающее болото, где мудрый старый учитель рассказывал Люку Скайуокеру о его судьбе. И я вдруг осознал, как много отцовских фигур окружает Люка — они, похоже, заполняют все возможные образы родителя.
Есть Йода, морщинистый старец, у которого из зеленых остроконечных ушей лезут добрые советы. Потом есть Оби Ван-Кеноби, сочетающий домотканые проповеди с надежной старомодной любовью.
В довершение всего Дарт Вейдер, зловещий повелитель ситхов, возможно, лучше всех отражающий дух нашего времени. Этот долгое время отсутствующий отец, нерадивый папочка, эгоистичный старик, для которого его собственные желания, например, стремление покорить вселенную, стоят превыше родительских обязанностей.