Манглабит Варанги
Шрифт:
…Меряющему коридор нетерпеливыми шагами русичу пришлось ждать совсем недолго. Ибо уже вскоре из-за закрытых дверей вновь раздался высокий голос василиссы:
— Войдите!
Манглабит с трудом себя сдержал, чтобы не вбежать в покои Марии Аланской — а когда он оказался внутри, то услышал негромкий голос горянки:
— Затвори дверь на засов.
Сотник тотчас выполнял приказ, с недоумением осмотревшись по сторонам — в первые мгновения он не увидел царевны. И только спустя несколько секунд он заметил движение за опущенным вниз, плотным балдахином кровати, тканым из пурпурной ткани… А после, наконец, увидел
И оцепенело замер на месте, не в силах поверить своим глазам! Ибо показавшаяся Самсону василисса предстала пред ним лишь в кружевной сорочке — накинутой на обнаженное тело женщины… Причем кружево нисколько не скрыло от восторженного взгляда мужчины длинных, изящных ног горянки, едва выступающего животика — и полной, округлой груди, показавшейся Роману похожей на плоды спелых персиков… Ее лишь немного скрыли струящиеся по покатым плечам горянки пряди распущенных, огненно-рыжих волос. А когда манглабит все же оторвал от них свой жадный взгляд, то увидел, что глаза Марии вновь потемнели, приобретя неповторимый фиалковый отлив:
— Я подумала над твоими словами… И поняла, что хочу хотя бы раз в жизни оказаться в объятьях влюбленного в меня мужчины… Ты ведь не соврал о своих чувствах, Роман?
Самсон едва не зарычал, заслышав вибрирующие нотки в медовом голосе царевны — и двинулся вперед, резко рванув пряжку пояса! Но тут же в глазах василиссы плеснулась паника, она торопливо отступила — а голос ее задрожал на первых же словах:
— Стой Роман! Стой… Ты не должен меня разочаровать, ты не должен сделать мне больно! Мне не нужна страсть, я хочу… Я хочу почувствовать твою любовь. Если конечно, ты не соврал в своем признании…
Манглабит замер, словно налетел на невидимую преграду — а после вновь шагнул вперед, но уже придя в себя. Он справился с непослушной пряжкой пояса и положил перевязь с мечом на стол… После чего подступил к заметно волнующейся женщине — и неожиданно для самого себя опустился перед ней на одно колено.
…Когда он впервые коснулся ее — у самых щиколоток — у Романа словно обожгло руки! А сердце его начало биться в груди загнанным зайцем… Переведя дыхание, русич начал медленно поднимать вверх подол кружевной сорочки, неспешно ведя ладонями по тыльной стороне ног красавицы-горянки, гладя ее теплую, бархатистую кожу… А когда подол задрался уже выше колена, Самсон коснулся губами внутренней стороны бедра женщины — интуитивно лаская ее так, как никто и никогда ее не ласкал…
Мария задышала тяжело, часто; невольно она опустила руки на голову Романа, а после — погрузила свои тонкие, изящные пальцы в его волосы, чувствуя при этом, как сладостно жгут кожу ног горячие губы мужчины… Наконец, она хрипло выдохнула:
— Разденься… Я хочу увидеть тебя… Без брони…
Много позже, уже нисколько не стесняясь свой наготы, василисса бесстыдно раскинулась на ложе рядом с совершенно счастливым и опустошенным Романом, молча улыбающимся — и смотрящим прямо в потолок. И в очередной раз ощутив, как по телу ее бегут волны сладкой истомы, василисса взяла широкую, мозолистую ладонь мужчины — и крепко сжала ее в своей… Она вдруг почувствовала необычайно сильное родство с, казалось бы, давно уже знакомым варягом — всем своим женским естеством ощущая, что отныне он должен принадлежать только ей! Только ей… И что она не уступит его ни одной другой женщине — включая и костлявую старуху с косой!
По крайней мере, не в ближайшие годы…
Энергично перевернувшись на кровати и совершенно естественно положив голову на мускулистый торс Романа, Мария неожиданно крепко схватила его за волосы — и, потянув к себе, горячо зашептала, смотря прямо в серо-зеленые глаза русича:
— Не смей! Слышишь?! Не смей нападать на Боэмунда, не смей ему мстить!
Гвардеец, только что расслабленно смотрящий на любимую, несколько напрягся, в который раз за сегодня повторив:
— Ты не понимаешь, я дал…
Но горянка взвилась подобно атакующей рыси:
— Да мне плевать на твое слово, дурак!!! Ты что, действительно не понимаешь, что между нами сейчас было?! Моя наставница, Евдокия Макремволитесса, родила Диогену двух детей, когда ей было уже за сорок шесть лет! Сорок шесть!!! А мне сорок три, Роман — и ты думаешь, что после всего того, что было между нами, я не понесу дитя?!
Манглабит, кажется, вообще ни о чем не думал до этих слов. Но после принялся лихорадочно считать в уме, сколько же всего раз сливался с рыжеволосой красавицей в единое целое — и сколько раз они достигли пика наслаждения, не расцепляя объятий… А попутно вспомнил, что все бывшее между ними есть таинство продолжения человеческого рода! И осознал, наконец, что горянка говорит вполне разумные вещи.
— Но…
Мария бешено сверкнула глазами:
— Нет!!! Я никому не позволю вытравить мое дитя!!! И даже если меня теперь сошлют в монастырь, я смогу родить — а после воспитывать ребенка в монастыре до наступления отроческого возраста. После чего я найду способ передать нашего, слышишь, варяг, НАШЕГО малыша тебе! И уже ты будешь защищать и растить его… Или ее! Потому не смей умирать, не смей мстить норманну! Дай мне слово, что выживешь — и позаботишься о нашем ребенке!!!
В этот раз Роман ответил твердо, понимая, что обратного пути нет:
— Я сделаю все, чтобы выжить — и позаботиться о дитя.
Глава 7
…- Шире шаг! Не отстаем!
Поторопив чуть замедлившихся ратников, уже сопревших, и основательно уставших от тяжести брони и шеломов, Роман настороженно осмотрелся по сторонам. Мощеная, еще старая римская дорога, по которой следует обоз, пролегает промеж невысоких холмов, ныне поросших буйной зеленью… Раннее тепло пришло в Вифинию еще в марте, пробудив деревья от зимней спячки — а ближе к апрелю их кроны покрылись зеленой шапкой, сделав вершины холмов совершенно непроглядными.
Буйство зеленых красок, конечно, радует глаз. Вот только Роман, уже воевавший в этой азиатской местности, знает, как близко может подобраться к дороге легкая сельджукская конница, скрытая лесом на вершине холмов! Да, в его временном изгнании из гвардии есть и свои плюсы… И в отличие от Харальда, манглабита урманской сотни варанги, Самсон совершенно не полагается на жмущихся к дороге печенежских стрелков, также отправленных в сопровождение обоза. В конце концов, что печенеги, что турки-сельджуки относятся к одному тюркскому народу, с той лишь разницей, что последние приняли ислам — а присягнувшие базилевсу после Левуниона «скифы» остались в язычестве…