Манящий запах жареной картошки
Шрифт:
— Мне надо серьезно поговорить с вами. — Голос у Алексея имел настолько несвойственную ему решительную интонацию, что начальник с удивлением посмотрел на него. — Я прошу вас принять на работу ко мне в отдел мою жену, а мне повысить зарплату и позволить заниматься своими прямыми обязанностями, в противном случае я вынужден буду искать другое место.
— Ну-ка присядь, не горячись! — сказал начальник. — Я тебя знаю как хорошего работника, надо обмозговать, чем тебе можно помочь.
Через неделю Алексей явился домой с букетом цветов и длинным синим конвертом в кармане. Марина в привычном глазу халатике стояла у плиты и что-то помешивала в кастрюльке. Плечи ее теперь почти всегда бывали опущены, взгляд потухший. С того памятного вечера они с мужем почти не разговаривали.
— У нас освободилась вакансия, — сказал он, вручая букет, — и я настоял, чтобы на это место взяли тебя. Я хочу, чтобы ты попробовала себя на новой работе.
Марина обернулась к нему и машинально распустила заколку в волосах. В ее глазах застыли недоверие и надежда.
— А это что? — Она показала глазами на конверт.
— Мой подарок. — Он открыл конверт и достал оттуда листочки, хорошо знакомые ей по форме. — Билеты на самолет. Туда и обратно, на целых два дня! На субботу и воскресенье.
— В Нью-Йорк?
Он засмеялся, притянул к себе ее такую родную, такую знакомую голову с чудесно пахнущими волосами.
— Пока еще нет, родная, хотя мне сегодня тоже предложили солидное повышение по службе. Слетаем лучше в Ялту, я заказал в хорошей гостинице номер на двоих. Представь, температура воды в Крыму по прогнозу на выходные обещает быть двадцать пять градусов выше нуля!
Апрель 2004 г.
УБИЙСТВО
Маргарита Сергеевна, пенсионерка, сидела в уютном кресле у окна, вязала кофточку и одним глазом следила за похождениями лейтенанта Коломбо по TV, а другим наблюдала в окно за воронами, устроившими гнездо в развилке сломанной березы. Маргарита Сергеевна была женщина решительная и умела одновременно держать в поле зрения несколько разных объектов. Потому что ради прибавки к пенсии работала консьержкой в кооперативном доме улучшенной планировки. А там, даром что еще был охранник, не приходилось зевать!
Расследование преступления, естественно, закончилось триумфом Коломбо, и пенсионерка, вполне удовлетворенная, вышла на свой крошечный, но весь усаженный бархатцами и петуниями балкон.
Во дворе, как всегда весной, цвела сирень, старшеклассники пили пиво, папа-птица кормил червяками жену и младенцев, и на сердце Маргариты Сергеевны было покойно.
«Вот и опять весна, и живу! — думала она. — Сама работаю пока, у дочери не прошу. И здоровье тьфу-тьфу, и ни от кого не завишу. Ну и доченька выучилась, внуки растут, близнецы. Зять, правда, не такой, о каком бы я мечтала для дочери. — При мысли о зяте Маргарита Сергеевна поморщилась. — Но… в конце концов, могло быть и хуже. Живут богато, обедают в ресторанах, отдыхать ездят за границу, и квартира у них не квартира — мечта! Хотя, по совести говорить, зять как мужланом был, так и остался. Этого не изменишь. А Сережа, парень, с которым дочка, учась в институте, встречалась, не у дел оказался. Концы с концами еле-еле сводит. Не больше. Как они с Ниночкой жить бы стали? Два преподавателя иностранного языка в Институте рыбного хозяйства. Ну, ушли бы оттуда и стали бы репетиторствовать, но все равно…»
Образованностью, конечно, зять Маргариты Сергеевны не блистал, но техникум какой-то окончил. И хозяйственный оказался мужик. А Ниночка так и не работала. Какая работа с двумя мальчишками-близнецами да с мужем? Трое мужиков есть хотят. Еле успевает по дому крутиться…
Размышления Маргариты Сергеевны были прерваны пронзительной трелью телефонного звонка. Неизвестно почему у добропорядочной пенсионерки сжалось от нехорошего предчувствия сердце.
— Алё! — громко сказала она в трубку.
— Мамочка, приезжай скорей! — раздался, как показалось Маргарите Сергеевне, придушенный голос дочери.
— Что случилось? — так же шепотом, очень волнуясь, спросила Маргарита Сергеевна.
— Я вызываю милицию, — ответила дочь. — Я убила мужа.
Маргарита Сергеевна одной рукой широко перекрестилась, а другой схватилась за левый бок. Через секунду она уже выгребала из ящиков все у нее имеющиеся в наличии деньги, вытаскивала из шкафа теплые чулки и носки. Маргарита Сергеевна еще успела положить в пакет несколько вчерашних пирожков с вареньем и, готовая во что бы то ни стало защищать дочь, выбежала из дома так быстро, как могла.
К моменту приезда Маргариты Сергеевны в квартире дочери уже были двое милиционеров в форме, один некто в штатском и еще один в резиновых перчатках. Дочь сидела в углу, закрыв руками лицо, и на вопросы не отвечала. Маргарита Сергеевна осмотрелась в поисках трупа, но ничего не увидела. Она пошла на голоса и очутилась на кухне.
— Я — мать. Скажите мне, что случилось, — повернулась она к тому, который, по ее мнению, больше всех походил на следователя.
— Час назад ваш сын был обнаружен в квартире мертвым, — сказал ей тот.
— Мой зять, — сочла необходимым уточнить Маргарита Сергеевна. — А где он сейчас? — спросила она.
— В ванной комнате, — ответил следователь и отвернулся.
— О Господи! — Маргарита Сергеевна сжала губы и потерла рукой подбородок.
Да, ванная комната в этой квартире была вполне подходящим местом для убийства. При желании в ней можно было убить человек десять. Не то что ее маленькая каморка с сидячим приспособлением для мытья, в которой даже душ принять было тесно. У дочери была не ванная комната — дворец в духе расцвета Римской империи. Эта комната была местом вложения денег, местом реализации идей, Ниночкиной гордостью и ее прибежищем. Это было самое лучшее место в квартире, венец всех мечтаний. В прежней зачуханной коммуналке, каковой раньше являлась эта квартира, эта комната служила кухней. С четырьмя грязными газовыми плитами, безобразным, никому не нужным выступом стены — в нем когда-то была печка, которую в гражданскую еще топили дровами и мебелью. Теперь в углу бывшей кухни на фоне бледно-розового итальянского кафеля с золоченым бордюром стояла белая мраморная Афродита в тунике и чуть косила глазом в глубину комнаты, где ее языческому взгляду представала роскошная ванна. Законы против роскоши принимались давно, и не у нас, а в Древнем Риме, поэтому сама ванна тоже сияла золочеными кранами, а разнонаправленные струи струились и перекрещивались, как фонтаны Петергофа. У Ниночкиного мужа не было высшего гуманитарного образования, поэтому эти ассоциации его не смущали, он ведь не знал, что эпоха расцвета всегда заканчивается периодом упадка. Кроме того, он полагал, что на его век расцвета хватит. А в ванну меньших размеров он, пожалуй, не смог бы и влезть ввиду того, что рост у него был 185 см, а вес чуть превышал 107 килограммов.
«Боров!» — называла его про себя Маргарита Сергеевна. Но свое мнение вслух не высказывала. А Ниночке больше всего нравился самонагревающийся пол. Вечерами, когда подросшие близнецы отправлялись гулять с девочками, она входила в ванную, включала розовые светильники в виде перевернутых нераскрытых тюльпанов, снимала одежду, становилась босыми ногами на теплую шершавую плитку, напоминающую ей набережные южных морей, и долго рассматривала себя в зеркалах, сравнивая свою фигуру с Афродитиной. Через некоторое время она тяжело вздыхала, думая, что зря платит деньги тренеру по шейпингу, одевалась и шла на кухню готовить еду. Нагулявшиеся мужики аппетитом напоминали волков.