Манящий запах жареной картошки
Шрифт:
— Что вы говорите-то, что говорите?! — заволновался вдруг доктор.
— А что? — удивилась дочь.
— Да вы об отце ребенка подумали? Он же, по вашим словам, еще только школьник!
— Этот козел ребенка сделал, пусть он и думает! — ответила мать. — И его родители! Лично мне он не нужен, ребенка вырастим без него!
— То есть как это без него? — еще хуже рассердился доктор.
— Да он не отказывается жениться! — завопила тут дочь, обращаясь по очереди то к доктору, то к мамаше. — Наоборот — он говорит, что, если я сделаю аборт, он уйдет в армию и там застрелится!
«Новое дело!» Доктор даже присел. Он вспомнил, как скрупулезно они с женой откладывали деньги на тот случай, если их младший сын вдруг не попадет в институт и должен будет идти в армию. Господи, они с женой вырастили двоих сыновей, что же, еще одного ребенка, что ли, не вырастят?! Тот хочет повеситься, этот застрелиться! Какой-то кошмар! Черт с ними со всеми, пусть совокупляются, размножаются, делают что хотят! Он представил, что будет с его женой, если кто-нибудь из его сыновей сдуру выполнит свою угрозу…
— Пожалуйте в кресло!
«Ну вот, началось, — подумала мать. — Только что из пеленок, как в кресло. Потом уколы, спринцевания, прижигания, таблетки… Весь набор женских проблем».
Дочка неловко залезла на кресло. Доктор стоял рядом мрачнее тучи. Во время осмотра она жалобно взвизгивала. Доктор мял ей живот, говорил: «Потерпи!» — и задавал специальные вопросы.
— Надо сделать УЗИ! — наконец сказал он.
«Сейчас определит пол ребенка, и все будет решено, — подумала мать. — Ребенок больше не будет безликий. Он будет мальчиком или девочкой, какой-нибудь Ксюшей или Лешей, и мы уже никогда даже не сможем себе представить, что хотели его убить».
Аппарат УЗИ стоял в той же комнате. Мать уныло сидела на стуле и думала, что сама она не была у врача целых два года. Доктор вертел наконечником аппарата то так, то эдак. Наконец он положил щуп на место, экран аппарата вздохнул и потух.
— Ну и кто у нас, девочка или мальчик? — в один голос спросили обе женщины.
Доктор отошел к раковине и долго мыл руки. Затем он раскрыл пинком дверь и заорал в сторону процедурной:
— Да дайте же, черт побери, кто-нибудь доктору сигарету! Не могу больше, гори оно синим пламенем!
Дочка, не обуваясь, подпрыгнула к стулу, на котором стояла ее сумка, и вытащила из нее сигареты.
— Возьмите, доктор! — пролепетала она.
— Кто же курит во время беременности?! — прошипела ей мать.
Доктор закурил и устало отошел к окну.
— Может курить, — вдруг сказал он. — Откуда вы вообще взяли эту чепуху, что она беременна?
— Как? — встала со стула мать.
— Но ведь… — раскрыла широко глаза дочь.
— Ну и что? — сказал доктор. — Вовсе не обязательно. Это может быть и от сотни других причин. Будем лечить.
— Не может быть! А ребенок? — изумленно переспросила доктора мать.
— Вы уверены? — капризно скривила губы дочь.
— Милочка, — раздраженно сказал доктор, — я работаю акушером-гинекологом двадцать лет. Все бывало. Но за это время отличать беременную женщину от небеременной я уже научился.
— Ура! — вдруг захлопала в ладоши и весело засмеялась дочь.
— Ура! — мрачно подхватил доктор.
— Что ж теперь делать?.. — опустилась на стул мать.
Пока доктор выписывал дочке рецепты, мать рассматривала свои руки трудовой женщины, на которых уже пора было обновить маникюр, и придумывала, что она скажет дочери, когда они выйдут из кабинета. Когда за ними закрылась дверь, доктор посмотрел на часы и кинулся к телефону.
«Наверняка негодяй не пошел в школу и еще прохлаждается в кровати! Ну, пойдет он у меня в армию!»
Но трубку подняли сразу. Доктор ошибся чуть-чуть. «Негодяй» действительно не пошел в школу, но прохлаждался не в постели, а на диване. И не один, а со смущенно поджавшей ноги девушкой, которая целомудренно разглядывала альбом с репродукциями картин Айвазовского.
— Быстро говори, — заорал в трубку отец, — как зовут твою пассию!
По голосу отца сын понял, что шутки будут не к месту.
— Катя, — сказал он.
Сидевшая рядом с ним Катя вопросительно подняла голову.
— А фамилия? — еще громче заорал отец.
— Иванова. А что? Что случилось? — В голосе сына слышалось неподдельное удивление.
— А как же ты говорил — редкая фамилия? И знаменитая!
— Пап, да не волнуйся, я пошутил! И насчет всего остального тоже шутка!
— Морду тебе надо бить за такие шутки! — прорычал отец и почувствовал, как сердце у него куда-то далеко покатилось.
— Ну, набей! Попробуй! — сразу противным голосом ощетинился сын, но отец не прореагировал.
— И на пятьдесят рублей надо не мороженое, а презервативы покупать! — так же сердито сказал отец и положил трубку.
— Ну, дают предки! — долго еще крутил головой сын и даже не заметил, как его Катя аккуратно сложила губки для поцелуя.
Доктор курил и смотрел в окно. Пациенток пока больше не было. Облегчения на душе не было тоже. Все так же моросил дождь. Мать и дочь, надевшие одинаковые светлые плащи, шли под зонтами по мокрой от дождя улице и были похожи на двух подруг. Только дочь курила, смеялась и размахивала руками, а мать шла молча, немного сгорбившись. И доктору почему-то показалось, что она плакала.
Октябрь 2000 г.
САМОЛЕТОМ ТУДА И ОБРАТНО
Алексей курил, стоя около стеклянной стены аэровокзала в Шереметьево, и напрасно пытался унять внутреннее раздражение. Как некстати раздался с утра этот звонок! У него было намечено столько дел, и вдруг не очень даже близкий ему знакомый, сослуживец по фирме, позвонил и попросил встретить его в аэропорту. Он, видите ли, возвращался из деловой поездки и хотел, чтобы за ним прислали служебную машину, а ее уже услали по каким-то делам. «Почему в таких ситуациях ехать всегда должен я? — сам себя спрашивал Алексей и тут же находил ответ: — Потому что ты безотказный. Попался вот не вовремя шефу на глаза — тот и послал тебя в аэропорт, а ты даже рта не раскрыл, чтобы сказать, что у тебя есть важная работа».