Манящий запах жареной картошки
Шрифт:
— Что же ты, блин, сидишь, смотришь? — в возмущении и отчаянии закричала она, но ее голос покрыл шум волны.
Сергей схватил ее за руку.
— Один момент, и он ничего не поймет, — беззвучно прошептали его бледные губы, но Татьяне некогда было разбирать, что он говорил. Огромная волна поднялась над людьми, над волнорезами, над далеким причалом и разверзла свою серовато-синюю пасть. С легкостью она взметнула ребенка над своим хребтом, и Татьяна с ужасом увидела высоко над пляжем светловолосую смеющуюся головку. Ребенку очень понравилось, что он вознесся так высоко. Он смеялся, но смех его в шуме и грохоте был, конечно, не слышен. Сергей сжал челюсти и закрыл глаза. Через секунду все было бы кончено. Но Таня даже не поняла, как она оказалась в море. Изловчившись, невероятным усилием пробившись сквозь толщу воды, она подалась вперед, оказалась в волне и схватила ребенка в тот момент, когда их обоих уже подхватила и понесла страшная сила. Сергей, Лариса, ее муж и другие люди уже бежали по направлению к ним. Их вытащили на берег. Татьяна была без сознания, но ребенок не пострадал. Какое-то время Тане не могли разжать руки, так крепко прижимала она сына к груди. Но кто-то принес из медпункта нашатырный спирт, ей растерли виски, влили капель, и через несколько минут она говорила, что все с ней в порядке. Ребенок сидел на своем месте среди камней и безудержно смеялся. Сергей вытирал ему лицо и давал с ложечки розовое питье.
Лариса сидела на камнях парапета, повернувшись спиной к пляжу, и плакала.
— Ну, будет, будет тебе! — Муж, нагнувшись, застегивал ей босоножки. Она безвольно подставляла ему ноги по очереди и сквозь слезы шептала:
— Зачем я оставила тогда нашего сына в роддоме? Почему ты согласился, почему не остановил меня?
— И что бы было, если бы я тебя остановил? Вот этот кошмар?
— Он бы не умер!
— Возможно. Может быть, мы и выходили бы его, и сейчас он был бы таким же, как этот мальчик. Только постарше. Ему было бы почти восемнадцать лет, он был бы такой же не приспособленный к жизни, как этот ребенок, и мы думали бы о том, что в старости нам придется поручить это дитя Николаю. Да и неизвестно, что было бы с Колей, если бы он рос в семье, где все внимание уделяется младшему больному ребенку. Ясно, что он бы не смог проявить свои способности в полной мере, как смог теперь. По крайней мере одним сыном мы можем гордиться! Не каждый руководит фирмой в неполные двадцать пять лет!
Лариса последний раз всхлипнула, утерла глаза. Море внезапно утихло. Наступил полный штиль, вода ласково плескалась у берега и лизала теплую гальку.
— Пойдем, позвоним домой!
Он с готовностью подхватил ее пляжную сумку. Уходя, они обернулись. Татьяна в той же позе, как прежде, лежала спиной к морю и читала роман. Сергей занимался ребенком.
— Дай вам Бог всякого счастья! — прошептала Лариса. Всю дорогу до почты они с мужем молчали.
— Коленька, здравствуй! Ну как дела? — кричал отец в телефонную трубку, хотя слышимость была очень хорошей.
— Кто это? — непонимающе переспросил сын.
— Это я, папа!
— А, отец, извини, не могу говорить, у меня совещание!
— У нас все хорошо! Мама здорова! А у вас как? Как Анечка, как малыш?
— Да все о’кей! Извини, я сейчас занят. — Николай положил трубку и с неудовольствием выговорил секретарше, чтобы без разрешения не соединяла ни с кем. Та деловито кивнула.
Вечером Коля сказал жене, что звонили родители.
— Бабка жива? — поинтересовалась невестка. — Как приедет, скину на нее малыша и поезжу по магазинам.
Николай ничего не ответил, он спал. Над Москвой плыла ночь и простиралась своими крыльями от Архангельска до Черного моря. Спали, обнявшись, в маленьком частном доме Сергей и Татьяна, спал в той же комнате их ребенок, и лицо его в лунном свете опять было лицом заблудившегося в ночи ангела.
Не спали Лариса и ее муж. Они снова пришли на тот же пляж и молча сидели на теплых еще камнях парапета. Так из века в век сидят и мечтают по ночам по берегам южных и не очень южных морей сотни влюбленных и любящих. Поднимая вверх головы, они пытаются заглянуть подальше в глубину черной, яркой от звезд ночи, стараясь приблизиться к таинственному, неизвестному им будущему.
Сентябрь 2000 г.
ОСНОВНОЙ ИНСТИНКТ
Доктор Вадим Сергеевич Усачев возвращался домой с ночного дежурства в роддоме. Дежурство было так себе, ничего примечательного. Рожают сейчас сравнительно мало, не то что прежде. Детишки родились все здоровенькие, женщины тоже были ничего, без кровотечений и прочих сюрпризов, однако доктор Усачев что-то устал. Да и сколько можно работать? С утра до вечера в женской консультации, там же он и специалист ультразвуковой диагностики, там же он и гинеколог-эндокринолог по средам и пятницам. Да еще два раза в неделю дежурства в роддоме. В общем, с ума можно сойти. Но Вадим Сергеевич с ума не сходил, принимал работу как должное, просто сейчас он устал. Шел домой и мечтал о тарелке горячего супа, свежей постели и чтобы дома поменьше орал телевизор или поплотнее закрывалась бы дверь. Он вошел в квартиру и как можно более бодрым голосом сказал общее:
— Здрасте!
Гробовое молчание из комнаты младшего сына было ответом. Потом жена с заплаканными глазами вышла из кухни и сказала:
— Привет.
«Не поцеловала, — отметил про себя доктор Усачев, — значит, что-то серьезное».
— Что случилось? — спросил он жену, попутно отдав ей несколько смятых бумажек, что накануне вечером сунул ему в карман чей-то на радостях хорошо пьяненький муж, новоиспеченный папаша. Жена даже не посмотрела, сколько там денег.
— Он решил жениться! — сказала она мученическим голосом, возводя на мужа заплаканные голубые глаза. — Прямо в десятом классе. Не переходя в одиннадцатый. Невеста беременна.
Вадим Сергеевич медленно снял плащ и ботинки. Похлопал себя по карманам. Сигарет у него не было. Накануне вечером он решил бросить курить. Он с досадой вспомнил, как утром на пятиминутке зачитали какой-то дурацкий приказ о вреде курения и запрете курить в лечебных учреждениях. Как будто курить в лечебных учреждениях было нельзя, а в других местах — можно. Вадим Сергеевич радостно заявил, что ему на приказ плевать, а курить он бросил сам, накануне, чтобы подать положительный пример всем поголовно курящим акушеркам, медсестрам и на пятьдесят процентов курящим докторам.
— Женщинам курить тем более вредно! — с пафосом заявил он по дороге в ординаторскую, картинно выбрасывая едва начатую пачку хороших сигарет в ведро. Через какое-то время пачка оттуда исчезла. Теперь Вадим Сергеевич горько пожалел о поспешном решении. Он опять похлопал себя по карманам, будто за это время там должно было что-нибудь появиться, чертыхнулся про себя и спросил: — Где жених?
— Ушел гулять.
— Тогда я пойду лягу.
— Что ж теперь будет? — спросила жена.
Доктор помолчал и ответил:
— Ничего не будет. Он приведет ее ко мне на дежурство. Сделаю аборт. Постепенно все утрясется. Молодые расстанутся, каждый побежит по жизни своей дорогой. Как уже было на свете тысячи раз.
— Думаешь? — с сомнением покачала головой жена. — Лешка ужасно упрямый. Поперек лучше не говорить. Ты поосторожнее с ним.
— С тем поосторожнее… С этим поосторожнее…
Жена поняла. Он имел в виду старшего сына.
— Когда с нами-то будут поосторожнее?
Жена мыслила более рационально.