Манюня
Шрифт:
– Нет,- отрезала она,- зачем тебе полотенца, если ты посуду оконными шторами протираешь? Аж за километр видно, какие они у тебя засаленные!
Это был мерзкий удар под дых. Очередь вздрогнула и затрепетала. Все понимали, что двинутая на чистоте Ба не спустит такой гнусной клеветы тёте Вале. И Ба, конечно, не разочаровала публику. Ба моментально вспыхнула и, ничтоже сумняшеся, вцепилась тёте Вале в волосы.
К счастью, в подсобном помещении магазина оказались два крепких грузчика. Она не побоялись встать этаким водоразделом между взбешённой Ба и тётей Валей, чем и спасли магазин, посетителей и продавцов от незавидной участи быть распылёнными в молекулы. Не знаю, как повёл себя в этой ситуации директор магазина, но я бы на его месте выписала отчаянным молодым людям премии и отправила в какой-нибудь санаторий поправлять пошатнувшееся в одночасье здоровье.
Любая, даже самая бесчеловечная война когда-нибудь обязательно заканчивается. Подписываются мирные соглашения, выплачивается контрибуция победившей стороне, восстанавливаются разрушенные города и сёла.
Я хочу рассказать вам о внезапной развязке этой кровопролитной истории. О том, как в одночасье Ба и тётя Валя превратились в добрых соседок.
А для целости повествования здесь обязательно нужно ввести ещё одного персонажа – мою бабулю, мамину маму Анастасию Ивановну Медникову – Агаджанову, ибо долгожданное перемирие между заклятыми соседками случилось при непосредственном её участии.
Бабуля жила в Кировабаде. И иногда, когда позволяло здоровье, она приезжала погостить к нам.
Каждый её приезд превращался в невероятные душевные, и даже физические страдания не только для моего отца, но и для самой бабули.
Во-первых, причина этих треволнений крылась в одной давней ИСТОРИИ, которую, как водится, все делали вид, что забыли, но на самом деле помнили до мельчайших подробностей.
Дело было так. На заре своего замужества мама с папой, за неимением своей отдельной квартиры, жили с папиными родителями.
И как-то бабуля приехала на несколько дней погостить у дочери и зятя. Её приняли с распростёртыми объятиями, но так как других свободных комнат в доме не было, то бабуле постелили в спальне моих родителей. Мама с папой уступили ей свою кровать, а сами легли на диван. Вот. А папе ночью приспичило попить водички. Он прошлёпал в кухню, вернулся, забрался спросонья в кровать, под одеяло к своей жене, и привычно сгрёб её в объятия.
– Ой! Ай!- заверещала моя бабуля пожарной сиреной,- Юра! Это не я! Это не Надя! Это не туда!
Папа пережил такое чудовищное потрясение, что какое-то время после этого чуть ли не светил маме в лицо фонариком, перед тем как ночью забраться к ней под одеяло.
Если до этого случая бабуля с папой просто робели друг перед другом, то после папиного посягательства на бабулину честь, их отношения превратились в сплошную обоюдную муку. Любовь, которая витала между зятем и тёщей, приобрела воистину вселенский по своему размаху, но катастрофичный по форме изъявления характер.
Когда папа приезжал с работы на обед, бабуля, дабы не мешать зятю трапезничать, выскальзывала на балкон, и сидела там до тех пор, пока папа не уезжал обратно на работу.
– Мой зять золото,- периодически выкрикивала она в балконную дверь.
Папа тоже не унимался. Во-первых, он всё не мог отойти от той злополучной ИСТОРИИ, а во-вторых – находился в постоянном духовном поиске – никак не мог для себя решить, как называть свою тёщу. Обращаться к ней по имени он считал фамильярностью, по имени-отчеству – проявлением холодности, а называть её мамой не позволял махровый мужской гонор.
В результате бесконечных раздумий он нашёл свой метод общения с тёщей. Он обращался к ней опосредствованно, через свою жену или дочерей.
– Твоя мама уже поела?- спрашивал он жену в присутствии тёщи.
– Ой, Юрик-жан,- отважно брала штурмом армянский «джан» моя русская бабуля,- я уже поела, ты не волнуйся.
– Хорошо,- соглашался папа с ней.
– Ты своей бабушке чаю налила?- грозно сверлил он меня взглядом.
– Ой, Юрик-жан, спасибо, я уже попила чаю,- рапортовала бабуля и поспешно добавляла, предупреждая новый мозговой штурм папы,- чаю больше не хочу. И кофе тоже не хочу.
– Хорошо,- соглашался папа.
– Мой зять золото,- всплёскивала руками бабуля.
– Ммммые,- любовно мычал в ответ папа.
Если несильно придираться, то это папино «ммммые» можно спокойно трактовать как производное от «мамы». В результате все оставались довольными - и бабуля, которая считала, что папа обращается к ней как к родному человеку, и папа, который не пятнал свою репутацию настоящего мужчины тем, что называл тёщу мамой.
– Твоя мама точно поела?- грозно наскакивал он на свою жену, садясь за стол пообедать.
– Поела-поела,- успокаивала его мама,- все уже поели, только ты один остался.
– Мой зять-золото,- доносились с балкона позывные.
– Ммммые!- покрывался в ответ благоговейной испариной папа.
Чтобы хотя бы иногда прерывать эту бесконечную и изнурительную в своём накале поэму любви, бабулечка к отцовскому перерыву уходила посидеть у Ба. Идти до Маниного дома было недалеко, поэтому ближе к часу дня бабуля напудривала носик из картонной, расписанной лилиями, пудреницы, душилась капелькой своих неизменных цветочных духов – надо же запах валерьянки перебить, приговаривала, повязывала белую кружевную косыночку, накидывала тонкое летнее светлое пальто и шла к Ба чаёвничать. Я всегда с превеликим удовольствием сопровождала бабулю. Во-первых, это был лишний повод встретиться с Маней, а во-вторых мы очень любили, раскрыв рты, слушать истории, которые рассказывали за чаем Ба с моей бабулей.
Первое знакомство моей бабулечки с Ба осталось притчей во языцех.
– Анастасия Ивановна,- шаркнула ножкой моя бабуля,- ветеран отечественной войны, медсестра. Вдова.
– Роза Иосифовна,- вытянулась Ба,- ветеран неудавшейся личной жизни, потомственная домохозяйка с миллионерами - предками в прошлом. Тоже вдова.
Дядя Миша называл их кумушками.
– Кумушки,- смеялся он,- как вы умудряетесь понимать друг друга? Говорите в унисон и совершенно на разные темы!