Марафон длиной в неделю
Шрифт:
«Плохо, — подумал Бобренок, — неужели Юрко не мог догадаться закрыть ее? Черт его знает, что тут за замок, может, щелкнет, и Гаркуша услышит...»
А в том, что резидент опытный, осторожный и изобретательный, он уже имел возможность убедиться.
Майор тихонечко вставил ключ в скважину, будто выполнял работу филигранной точности, и стал поворачивать, ощущая движение пружины замка каждым своим нервом. А Толкунов, сжимая пистолет, приготовился к броску в квартиру — наклонился и втянул голову в плечи.
Замок наконец щелкнул, но чуть-чуть, даже Бобренок почти не услышал этого звука, да у него и не было времени на размышления, просто убедился, что ключ дальше не поворачивается, и потянул дверь на себя. Она открылась бесшумно, и Толкунов проскользнул в квартиру, зная, что из комнаты его увидеть нельзя, и продвигался к ней на цыпочках, прижимаясь спиной к стене передней.
26
Сбежав по лестнице с чердака, Гаркуша выскочил на улицу и только тут вспомнил, что у него нет фуражки. Теперь на него станут обращать внимание все прохожие, не говоря уже о патрульных. Но не было иного выхода — оставалось пристрелить первого же военного, встретившегося на его пути, лучше оглушить рукояткой пистолета. Конечно, днем, да еще на людных улицах такое не сделаешь, однако можно притвориться, что выполняет какое-то важное задание, преследует кого-то и потерял фуражку. Лишь бы только не попасть на глаза патрульным, у них не пройдет ничего: единственный выход — отбиваться, отстреливаться, удрать, но попробуй удрать от солдат, вооруженных автоматами!
Выскочив из парадного, Гаркуша метнулся в кривой переулок, вполне резонно решив, что на людные улицы соваться не следует, и едва не попал под колеса грузовика с сержантом за рулем.
Гаркуша поднял руку с пистолетом и на ходу вскочил на подножку машины. Рванул дверцу, перевалился на сиденье.
— Быстрее, сержант, — крикнул он, — преследую преступника, давай направо — быстрее!..
Сержанту не надо было повторять, нажал на газ, развернулся круто и только тогда покосился на взмыленного майора.
— Из комендатуры? — спросил сержант.
— Смерш! — ответил Гаркуша и сделал предостерегающий жест, давая понять, что лишние вопросы неуместны.
Видно, сержант уяснил всю важность события, как-то посуровел и до конца выжал акселератор. Грузовик выскочил на Костельную за три квартала от дома Стефании и помчался к центру.
Гаркуша быстро прикинул: из города ему сейчас не вырваться, конечно, контрразведчики перекрыли все выезды и через несколько минут улицы будут блокированы усиленными патрулями.
Где спрятаться? Оставалась только квартира Сороки, правда, там племянник Палкива, не вызывающий у него доверия, однако где другой выход? Да, иного выхода не видел, а племянника он никуда не выпустит, глаз с него не спустит. Впрочем, ему надо побыть в той квартире лишь несколько часов — позвонить и вызвать Сороку. Пан Палкив найдет способ вывезти его из города, обеспечит проводника, выведет, в конце концов, сам.
Гаркуша остановил грузовик за несколько кварталов от улицы Зеленой. Приказав сержанту молчать, сорвал с него пилотку и юркнул в переулок, ведущий в противоположную от Зеленой сторону. Если контрразведчики выйдут на шофера, сержант направит их к центру, а ему нужно лишь несколько часов. Несколько спасительных часов, а фортуна, кажется, сегодня к нему милосердна.
Открыл Гаркуше высокий юноша. Не спрашивая, кто он и зачем появился, пропустил в квартиру. Убедившись, что замок щелкнул и двери заперты, Гаркуша спросил:
— Ты — племянник Палкива?
— Да.
— Знаю о тебе. Где дядя?
— Уже неделю не показывается. Я так волнуюсь...
— Ничего. — Гаркуша снял промасленную шоферскую пилотку, с брезгливой гримасой вытер пот со лба и сказал: — Мне известно о тебе все: что был Гимназистом и выполнял наши задания.
— Готов выполнять и сейчас.
Гаркуша не почувствовал в этом ответе никакой фальши и решил, что напрасно приказал Сороке уйти из квартиры. Кажется, юноша надежный и можно на него положиться.
— Иди... — пропустил парня впереди себя в комнату.
Осмотрелся и перевел дух. В квартире спокойно и уютно. На столе в вазочке стоят георгины. Почему-то именно эти идиллические георгины окончательно успокоили Гаркушу, и он спросил:
— Ты что делаешь?
Юноша пожал плечами:
— А ничего. Вот возвратился с работы...
— Устроился?
— Как и велел дядя, учеником слесаря на паровозовагоноремонтный завод.
— Это хорошо, — одобрил Гаркуша, хотя и понимал: все хлопоты по этой части уже позади и ему безразлично, какую информацию сможет поставлять этот парень. Сел к столу, положив ладони на скатерть. Кивнул на телефон, стоявший рядом на тумбочке. — Подай сюда! — приказал он.
Юноша поспешно поставил аппарат перед ним — видно, послушный и покорный, а эти качества Гаркуша особенно ценил в подчиненных. Улыбнулся Гимназисту приветливо и подумал, что теперь можно и не спешить, можно осмотреться и все спокойно обсудить. Конечно посоветовавшись с Сорокой.
Набрал номер и, услыхав женский голос, попросил:
— Попросите, пожалуйста, Афанасия Михайловича.
Сорока взял трубку сразу, словно ждал звонка Гаркуши. Узнав, кто говорит, не удивился, ответил кратко:
— Слушаю.
— Я сижу вместе с вашим племянником, уважаемый... — пробормотал Гаркуша и закончил, как будто приглашал Сороку на дружеский ужин: — Мы с нетерпением ждем вас. Сразу, не задерживайтесь.
— Понял, — ответил Сорока так же сухо и положил трубку.
— Приятно иметь дело с толковыми людьми. — Гаркуша зачем-то еще подержал трубку и бросил ее на рычаг. — И с надежными. — Заметил, что юноша приблизился к окну, и приказал совсем другим тоном: — Отойди. Сядь здесь, — указал на кресло в углу, — посиди, пока не придет дядя.
Парень пожал плечами, но перечить не стал. Гаркуша придвинулся к окну боком, выглянул осторожно, постоял осматриваясь, но не увидел ничего тревожного. В это предвечернее время улица опустела, и только какие-то женщины на тротуаре оживленно переговариваются.
Эти женщины, решил Гаркуша, если бы на улице происходило что-то подозрительное или любопытное, не болтали бы так, женщины наблюдательны и любознательны, от их ока не спрячется ничто. Значит, сейчас на улице порядок и можно, не волнуясь, дожидаться Сороку. Уважаемого и любимого Афанасия Михайловича Палкива.