Маракх. Испытание
Шрифт:
Скрипя зубами, Харди вытянулся на лежанке и судорожно замотал головой из стороны в сторону.
— Я скоро сойду с ума, мне надоело каждый день видеть перед глазами эти бревна, они меня разда-авят…
Потрясенный откровенностью друга, Гордас пытался подобрать наиболее подходящие слова для неловкого утешения:
— Ну что ж, детские игры закончились, надо признать, прогулка слегка затянулась, но ведь мы готовились к ней годами, мы знали, что нам предстоит. Подумаешь, лес… Потом будет пустыня, а дальше снега… Скоро твоя лихорадка пройдет, и ты снова будешь
Харди пробовал улыбаться запекшимися губами, но его отчаяние выдавали бессмысленные, равнодушные глаза.
«Я просто устал…»
— Иди, и возьми с собой мой браслет. Даже не спорь! Я тебе верю. Ты меня не бросишь, а если и так…
— Лучше заткнись и не выводи меня!
Гордас выбрался из - под полога самодельного шатра и сделал несколько жадных глубоких вдохов, открывая рот, как рыба выброшенная волной на берег. На следующий день Гордас все же дойдет до болота, но когда вернется, не найдет напарника в шалаше, он вообще нигде больше не найдет Харди. Припасы останутся нетронуты, а в мешке с высушенными полосками мяса будет лежать еще один браслет.
— Что же ты натворил, друг… Я принес тебе ягод, хоть полгорсти, но принес. Прости, что поздно.
Глава 2. Гнев и милость богини
Маракх. Болото
Первые дни было мучительно трудно привыкать к мысли, что он остался один. Сначала Гордас искал Харди, звал его во весь голос, уже слабо надеясь на встречу. Но привлекать к себе внимания не хотелось. Порой возникало жуткое ощущение, что лес враждебен и те образы, что сводили с ума напарника, теперь готовы взяться и за него самого.
Спасение виделось лишь в одном – отключить эмоции и существовать наподобие дикого зверя: добывать еду, следить за костром, хорошенько заметать следы на ночь.
По глубокому убеждению Гордаса, ошибка Харди заключалась в том, что он часто сравнивал городскую жизнь с унылым лесным обитанием, признавая полную нелепость проверок на Маракхе. Неверный подход! Надо забыть о прежних развлечениях и удобствах, как будто это был лишь красивый сон, и только теперь настало время пробуждения.
Настоящая жизнь началась именно сейчас, и в ней хватало своих сюрпризов и удивительных находок. Гордас сам поражался, насколько он стал внимательней и собранней. Мог в течение часа наблюдать за букашкой, ползущей по сосновой коре, долгое время бездумно вглядываться в речные струи.
Это получалось настолько естественно и легко, будто все прежнее существование в особняке или тренировочном лагере служило лишь прелюдией к нынешним будням. Даже образ любимой женщины померк на фоне розовеющего восхода Антарес.
Соня казалось далекой и отчужденной, уже не приходила во снах, не терзала воображение. Дни и ночи, тайком проведенные с ней, вспоминались теперь через пелену холодного утреннего тумана. Может, ничего и не было между ними? А если и было, то разве могло длиться вечно, когда здесь ожидал древний
Однажды, изучая лес, Гордас наткнулся на два скелета крупных самцов оленей. Уже выбеленные дождями, обглоданные мелким зверьем, остовы были намертво сцеплены межу собой ветвистыми рогами. Не трудно догадаться о причине смерти благородных животных.
Сражаясь за самку в период весеннего гона, олени крепко соединились костяными отростками и после не смогли разомкнуть эту связь. Оба зверя были сильны и смелы, никто не хотел сдаваться и позорно прятаться в чаще, а все решила досадная случайность.
Соперникам пришлось долгое время держаться вместе, насколько это было возможно, и умерли они от нападения хищников или от голода. А самка досталась более удачливому и, возможно, более осторожному конкуренту. Присев на корточки возле еще целых широколобых черепов, Гордас впервые задумался об отце, как о возможном препятствии на пути к Соне.
А имеет ли он, Гордас, право на жену своего отца? Лоут милостиво разрешил насладиться ее обществом, но после возвращения с Маракха захлопнет дверь перед носом. Еще одна из традиций Марионы. Взрослые сыновья солдат почти не общаются с родителями и живут каждый своим домом.
Будучи еще мальчиком, Гордас пытался расспрашивать Лоута о родственниках, но получал короткие четкие ответы. Старшее поколение Шалок обустроилось на благоуханном острове западнее побережья и не нуждается в обществе потомков. По мнению отца, таких объяснений должно было хватить, но как-то раз Гордас захотел убежать из дому, чтобы повидать деда.
И сейчас в лесу на Маракхе, спустя много лет, Гордас заново переживал то чувство беспомощности и одиночества, охватившее его на пустом берегу. У мальчика не было лодки, а управлять летмобилем он пока не умел.
Ну, так потом, когда в руках прибавилось силы, а ум постиг все тонкости пилотирования… почему же Гордас не вспомнил о своей мечте встретиться с близкими людьми. Почему оставил надежду разыскать отца своего отца, взять его за руку и поговорить? Возможно, тот был бы рад внуку.
На Маракхе все почему-то видится иначе. Отчетливо ясно в своей суровой простоте. Воспоминания нападают толпой и хватают за глотку, выворачивают суставы, заставляя кататься по жирной траве и выть от бессилия.
Тот вечер, когда отец насильно уложил Соню в постель у него на глазах, а Гордас сбежал горевать в сад. Как он мог тогда оставить ее?! Нужно было бороться.
Соня не хотела заниматься любовью, отец это понимал и продолжал настаивать назло ему, а вдруг сейчас дома он снова ее заставляет, и приходиться подчиняться… Гордас так далеко и ничего не может исправить. Как это больно!
В ярости он раскидал ногами оленьи кости перед собой, а потом, хрустя шейными позвонками под тяжелой подошвой ботинок, принялся растаскивать в сторону и сами грузные черепа. Несколько сильных ударов и пара отростков на рогах обломились, освободив наконец своих безмолвных хозяев из общего плена.