Маракх. Испытание
Шрифт:
Пристегнувшись к сидению, Гордас старался побороть тошноту и нарастающую панику. Казалось, обладающая разумом дикая стихия сознательно желает раздавить его как жука, случайно занесенного ветром. Сквозь плотное полимерное стекло машины он видел только песок, бурую землю, ветки и обрывки материи... затем жутким фантомом мелькнули оторванные полуистлевшие конечности человеческого тела, перья и скорлупа.
Сколько продолжалась это безумие, Гордас не знал, хотя мозг отчаянно пытался сосредоточить внимание на обстановке внутри капсулы летмобиля, цеплялся за детали пульта управления, за обшивку кресла, за колени и сведенные судорогой пальцы, ухватившиеся за поручни. Наконец наступила желанная тишина, и аппарат замер, тихо покачиваясь в поисках точек равновесия.
Неверными руками Гордас привел в действие очистители обзора и заказал панорамный вид. Открывшееся зрелище заставило путешественника зайтись нервным смехом. Летмобиль завис на краю расщелины в огромных каменных валунах, падение вряд ли могло сильно повредить машине, но потребовался бы полноценный ремонт, даже при наличии навыков, курсант не располагал необходимыми инструментами.
Оставалось только запустить режим взлета и через пару секунд аппарат уже медленно поднялся в воздух, заскользив в ему лишь ведомом направлении. Можно смириться, но в душе разгорались отголоски прошедшей бури. «Почему я должен быть крысой в мышеловке… Забавы ради Мариона вытащила меня из болота, так теперь решила потрясти как погремушку. Что за детские игрища?!"
— Эй, богиня! Лучше дай мне оружие и покажи врага, а нет, так я и с голыми руками управлюсь, я загрызу его, я буду пить его кровь… Эй, где ты?!
"Стоп! Надо успокоиться. Надо вернуться к себе. Она испытывает на прочность не только тело, но и мой дух. Предсказуемо и понятно. А раз я это осознаю, значит, выдержу все. Отец учил - главное, сохранять гибким стержень разума, не терять контроль над своими эмоциями".
Миновав окраину пустыни, Гордас заинтересованно всматривался в песчано-холмистый пейзаж внизу. В любой момент машина может спикировать вниз, уровень заряда батарей почти на нуле. А что это за низменность ровной треугольной формы, будто созданная по воле разума человека?
Три высоких, причудливо изъеденных ветрами каменных столба по углам, будто разметка с воздуха. Заблудиться невозможно – летмобиль опустился точно в центре площадки, чтобы остаться здесь навсегда. Как только Гордас покинул кабину, машина начал медленно проваливаться сквозь толщу песчаника. Вскоре на поверхности торчала лишь глянцево- гладкая верхушка.
Но курсанту некогда было переживать о судьбе бесполезного средства передвижения, вокруг и без того имелось слишком много объектов, притягивающих взгляд. Долина оказалась усеяна останками животных – повсюду виднелись сухие покореженные кости копытных и хищников, словно нарочно собранные в природный паноптикум.
Новый порыв ветра голосами сотни свирелей играл в остовах древних ящеров, перекликаясь со свистом флейты, доносившимся из пустых глазниц чудовища, некогда имевшего бивни. Гордас был поражен и восхищен масштабом зрелища, но волнение только усилилось, когда вдалеке послышался равномерный звон колокольчика.
Поспешив на зов, он вскоре обнаружил еще один могильник, теперь уже собранный из скелетов разумных обитателей планеты. Человеческие останки не в пример звериным находились здесь в строгом порядке, надежно укрепленные каменными и металлическими опорами. С трудом сглотнув голодную слюну, Гордас хрипло откашлялся и на мгновение зажмурил глаза, отгоняя наваждение.
«Сад костей - так вот ты каков на самом деле! Музей смерти под бесстрастным небом пустыни… Тебе нужен новый экземпляр, да? Не хватает моего остова? Не дождешься!»
С холодеющей кровью, на ватных ногах он проходил мимо скрюченных и расправленных силуэтов. Одни скелеты лежали на земле, раскинувшись в самых немыслимых позах, другие стояли, выпрямившись и горделиво «оглядывая» горизонт.
Чьи-то берцовые кости были перебиты, их острые обломки почти засыпал песок, запястья и щиколотки срослись с цепями, они-то и позвякивали от порывов ветра.
«Костяные колокольца…».
Особенно жутко выглядели сами черепа, прежде вместилища дум и желаний их владельцев. Оскалившиеся и непримиримые в ярости последней схватки, некоторые из них, казалось, все еще хранили в себе пыл минувшей борьбы и не желали сдаваться даже после гибели тела. А вот другие выглядели истинными мучениками, безвинно пострадавшими по прихоти более сильного и безжалостного соперника.
Один из скелетов был прикован к опоре, вырубленной из камня наподобие креста. Высохшие колени подогнуты к ребрам, будто человек долго страдал от невыносимой боли, пока еще был жив. Раскинутые в стороны руки походили на крылья, лишенные оперенья, шейные позвонки искривлены, а челюсть задрана вверх и приоткрыта в безмолвном вопле.
«К кому ж ты взывал, бедняга… и нашел ли в ответ утешение…»
Гордас втянул голову в плечи и присел в тени каменного столба, ветер опять усилился - неподалеку раздавалось побрякивания и скрип цепей, сами кости терлись друг о друга, издавая зловещее шуршание.
Казалось, сад оживал на глазах - его обитатели двигались, вращали истончившимися суставами, скрежетали и стонали, создавая одну общую заунывную симфонию, способную лишить разума живого гостя, случайно забредшего в их обитель.
Жесткими ладонями Гордас стиснул уши, спрятал голову в коленях, но уже вскоре заметил, что различает слова заунывной песни:
О, Маракх, дети твои, стебли для жатвы скорби,
О, Маракх, вспомни живых, кто теперь мертвых вспомнит,
О, Маракх, плачь матерей, их сыновья - где же,
О, Маракх, ветром сухим пустыня уста смежит…
(с) М.Х. авт. ред.
А, может, то была лишь игра разума или новая шутка богини? Тонкой змейкой заползало в душу отчаяние, - он прошел лес, пролетел степь, пережил бурю, но как выбраться из этого склепа, Гордас не имел ни малейшего представления. Повалившись на бок, под рваный мотив костяного оркестра он забылся тяжелым сном.
Глава 4. Горячее дыхание пустыни
Его разбудил предрассветный холод. Тело сотрясалось от озноба, скрюченные пальцы едва могли согреться даже на голой груди. Но хуже всего было чувство жажды – оно-то и заставило Гордаса встать на колени и прижаться к влажной поверхности камня. Сначала лбом, потом пересохшими, растрескавшимися губами. Слишком мало…
Внезапно он вспомнил о гладкой металлической поверхности летмобиля, стоило навестить свою машину, если она еще на виду.