Марамзин

Неизвестно

— Ладно, бери, я уж как-нибудь выживу.

— Вот спасибо! — обрадовалась Дуся и схва­тила пятерку.

— Я отдам! Может, даже и раньше! — крик­нула она из дверей и умчалась.

Мужчина, действительно, все еще ждал. Бан­ки он составил на скамейку и прикрыл полой пид­жака — как наседка.

— Вот видите, из-под полы, — сказал он, встрепенувшись. — Все как полагается.

— Мне очень и очень и очень... — начал он опять, но задумался и кончить забыл.

Дуся вежливо согнула вдоль

пятерку и так­тично подала ее щепотью. Собрав в сетку банки, она убежала домой.

Никому не сказав, она вскрыла одну из банок на кухне. Из дырки брызнул обильный жидкий сок.

«Сочная, — подумала Дуся. — Это хорошо, что сочная».

В банке была не свинина, а зеленый горошек.

— Перепутал! — испугалась Дуся за того мужчину. — Вот ведь дурачок, перепутал же банку!

Она представила его >— чего ему делать когда обнаружит? — и даже захотела, пускай он этого никогда не заметит.

Но оказалось — нет, не перепутал, не ошибся. Все банки были с зеленым горошком.

— А ведь обманул, пожалуй! — догадалась вдруг Дуся с непонятной радостью. — И как хо­рошо обманул, культурно! Ну и я сама виновата.

— Ну и что, ну и ничего, — успокаивала Дуся себя, как чужую. — Горошек тоже есть можно, заместо завтрака. Я даже, честно, горошек люблю. Это ничего, а могло быть и хуже.

Хуже быть не могло, потому что денег теперь не достать ни за что, больше негде, а скоро надо уже отдавать. У каждой в комнате Дуся уже одол­жила, у них у самих больше нет и не будет. «Всё, -— говорят, — есть, ну а денег, извините, нету. Где их взять? Не растут где попало. Оттого их и нет.»

— А ведь в общем-то мне их не надо, — по­думала Дуся. — Только бы выкрутиться, а так-то зачем? Да ведь не выкрутишься же теперь. Ни за что!

Дуся посидела одна в темной кухне, а потом пришла к себе в комнату получить сочувствие. В комнате были только Катя и Нина.

— Дура! Ой, какая ты дура! — сказала Катя со всей сердитостью, какая в ней набралась.

— Ты бы хоть у нас-то спросила, хоть бы на­мекнула, — расстроилась Нина.

— Катя, Нина, — сказала вдруг Дуся отчет­ливо. — Я сегодня соль просыпала.

– — Ну, — сказала Катя, удивленная.

— Катя, не будем ссориться. Мы ссоримся и думаем, что это мы сами, — а это соль. Давайте не будем делать ей удовольствие.

Тут она села на кровать, отвернулась и недол­го плакала, — мокро, но без голоса.

Вернулась Любаша и включила репродуктор.

— Сообщение о погоде, — сказало радио.

Только это оно и успело сказать. Дуся кину­лась и выключила его и не стала слушать дальше. Ничего хорошего не ждала она от погоды.

— Что это ты? — удивилась Любаша. Ей рас­сказали.

— Нет, придется мне, видимо, сходить на про­спект, — сказала с силой неожиданно

Дуся, на­чисто утираясь от плача.

Эти слова не ушли, как обычно, куда-то, куда они уходят всегда. Они остались висеть в этой ком­нате, где-то под лампой с сиреневым абажуром.

— Да что ты, Дуся, да ты подумай, — сказала Катя, очень быстро сказала, как будто думала об этом сама.

— А чего и беречь-то? — сказала Любаша. — Вот бережем, бережем, а на что? Хорошему чело­веку на это плевать, а худому и беречь не хочу.

— Да тебе-то нечего уже беречь, — сказала Нина строго. — Утащили.

— Я сама отдала. Ни за так, — сказала Лю­баша громче, чем надо, и вышла на кухню.

Остальные затихли.

— Да, — сказала вдруг Нина серьезно. — Видно, надо разок тебе съездить на проспект. У меня если б были, я сразу тебе отдала, хоть де­сятку. А и у меня теперь долго не будет.

— Это надо выбиться разок из долгов, а по­том оно само пойдет, — согласилась и Катя.

— Вот Маруся Лопухова. Знаешь ты Марусю Лопухову?

— Нет, — ответила Дуся.

— Да как же, да ты знаешь Марусю, у нас в цеху, такая еще... ну, ты знаешь.

Нина кругло почертила в воздухе двумя ру­ками, разводя их все дальше.

— А, — сказала Дуся. — Ну, знаю.

— Вот она ходила однажды. Враз всё попра­вила и еще на пальто начала набирать. Год уже набирает, скоро, видимо, купит. Но она, правда, видная из себя, не как ты.

— А тебе не страшно? — спросила Катя с ин­тересом.

— Нет, не страшно, — отвечала Дуся. — А мне ничего, я же только на раз. Ничего не поде­лаешь, если это так надо.

— Да, — сказала Катя. — Ничего тебе не сделать. Заработать бы сразу — так где зарабо­тать.

— Нет, и не заработать теперь сразу много, — подтвердила со знанием Нина. — Нет, не зарабо­тать. Все шабашки сейчас поприкрыли или плотют мало.

И Дуся поехала на главный проспект.

Глава вторая

СТЫДНО

Целый день Иван Петрович не думал о жен­щинах.

К вечеру все же он больше не смог и подумал.

Сначала он вспомнил про вчерашнюю девуш­ку, но тут же его захлестнула обида.

Конечно, девушка ждет, что он ей позвонит. Она считает, что он теперь должен ей уже по­звонить. У нее уже прочно живет убеждение, буд­то она поступила с ним жертвенно, необычно. Чем же, чем она пожертвовала для Ивана Петровича? Что она может вообще ему отдать? Одну-единственную женщину, что в ней содержится и не боль­ше, а это очень мало, — но сколько при этом на это настроено, сколько обидной зависимости дол­жен он ощутить у нее на глазах, как должен он уступать, даже если не хочется ему уступать, как нападать — если даже в жизни не любил нападать.