Маргарита и Мастер
Шрифт:
– Теперь ты на пензии.
– А так как эти пензии, с возрастом растут, точнее, наоборот:
– Растет возраст, - а оне уменьшаются из-за гречки, подорожавшей в два раза - тоже в два с половиной раза. Почему в два с половиной, а не прямо пропорционально? Не знаю, почему так получается. То, следовательно, народного артиста теперь получить вряд ли вообще удастся:
– Не хватит гречки дожить до неизвестного возраста, - ибо, скорее всего, и народного будут давать не раньше, как по зубам:
– Выпали все?
– Окей, получи. А, как говорится в случае с королем Владимира Высоцкого:
– Ня буду!
– Я читать тебе морали, юнец! - Ибо.
– Ибо я узе без зубов, и ты меня, скорее всего, просто неправильно поймешь, как-то:
– Я к полякам в Улан-Батор отвалил бы наконец!
– Не мог не поспорить, - решил Михаил, а значит:
– Надо как-то выжить, чтобы всё было по-честному.
– А то принесут пензию, а точнее, в данном случае, звание народного послушника, а он, скажут:
– Всё ишшо сидит в холодильнике.
– И тогда констатируют:
– Если он такой же дурак, как Раскольников - пусть и дальше там маячит-мяучит.
И, значит, Раскольников столько мучился по той простой причине, что не поверил:
– Из закрытого гроба, как из закрытой квартиры, выйти:
– Можно.
– Точнее, не выйти в его случае, а наоборот, войти, чтобы грохнуть, кого надо грохнуть, и уйти, что никто не поверил:
– Уйти было можно.
И, как известно, это было сделано, через нижнюю квартиру, где в это время никто не жил.
Ибо, как говорил тот парень, который просто обосновывал возможность обворовать любую квартиру:
– Берем трубу.
– А дальше уже дело техники. Ибо, одни думают, что по водосточной трубе залезть нельзя, а другие, наоборот:
– Тоже нельзя, но уже потому, что она сама оборвется под тяжестью нахграбленного.
– А скорее всего, еще раньше от перегрузки спиртного в желудке, и тем более, в голове реципиента.
Под впечатлением этой логики Михаил обследовал пол, потолок и стены - нет они были, как каменные. Ну и значится немного загрустил, в том смысле, что:
– Дусь, а Дусь - может я без воскресенья обойдусь?
Ибо:
– Невозможно!
– Значит, ты не Дон Кихот Ламанчский, ветряные мельницы для тебя ничего на значат, видеть в стаде людей стадо баранов - тоже не можешь, тогда так бы и сказал сразу, что ты не потомок водителя троллейбуса с улыбкой простого честного человека, а родился анахоретом только от одной Фурцевой.
Понял? Зачем ты полез сюда, и так бы всё сами дали, как дают сейчас всё потомкам членов политбюро, а также потомкам династии Романовых. Ибо:
– Теперь демократия и, следовательно, все равны.
– Как они, так и:
– Мы.
– Допустим, я Михаил Романов, - сказал Михаил Маленький, но не самому себе, чтобы не приняли за Раскольникова, а одному большому куску говядины, а, как грится:
– Дальше-то - что?
– Нужно передать все свои мысли на волю.
– Это кто сказал? Впрочем, лучше не думать, будем считать, что Пилат образумился и решил спасти тебя.
– Пилат - это кто?
– Скорее всего, в данном случае это Росуголь Запрещает из фильма Свадьба.
– Нет, он не полезет в это дело.
– Тогда, Кля, ему нужны деньги на похороны Абдулова, думаю, сделает даже то, на что не пошел бы в обычной, не столь экстраординарной ситуации.
– Вот если бы сам Абдулов, - сказал Михаил, - я бы поверил, так как он тоже был причастен к Этому Делу Магии не просто так, а даже:
– На сцене театра Варьете.
Но в общем понятно:
– Кто-то снаружи должен протянуть свою руку моим мыслям.
И скоро, так сказать, был:
– Принят.
– Другого, естественно, можно было и не ожидать:
– Это была Алла Два.
– В зеленой шляпе, как у всеобщей графини Эрнеста Хемингуэя.
По крайней мере, упрашивать не придется, решил он. Как по преданию:
– И так сама даст всё, не только, о чём ни попросишь, и не только, о чём ни подумаем, но даже раньше этого.
– И намного.
Но дело все равно остается в следующем:
– Могу ли я, - вылезти вслед за своими мыслями?
Ведь, если сначала было Слово:
– Не только элементарно, но и обязательно!
– Но так ли это однозначно?
Медиум:
Михаил увидел приближающего Ми Склифосовского, и подумал:
– Неужели он?
И действительно, Ми сказал просто по-простому:
– Ты, эта, Михаил, готовься.
– К чему мин херц? Пятикомнатную на Тверской дадут, или - а лучше, не или, а и:
– От трех до семи на Рублевке, а еще лучше на Ново-Рижском - там нет пробок.
– От трех до семи могут дать за вооруженное ограбление холодильника, а на Тверской, места должны быть. И знаешь почему?
– Я попал в обойму?
– Да, будешь сниматься, а точнее, я буду снимать тебя, как Иисуса Христа заместо Мартина Скорсезе.
– Смогу ли я?
– засомневался Михаил.
– Ну, ты гениальный?
– Да как сказать, думаю, чуть меньше: просто очень талантливый.
– Сделаем небольшую ремиссию, и запишем, как:
– Не глупее его.
– Кого?
– Леонардо ДиКаприо.
– На это я согласен, потому что он только симпатичный, а я мужественный.
– Ну, вот видишь, ты всё понимаешь, только - извини - бить буду.