Маргарита и Мастер
Шрифт:
– Почему одни умеют в него играть, а другие не в состоянии научиться.
И первую причину понял:
– Из предпоследней двери вынулась крюкастая лапа с накрашенными ногтями, и затащила в свою берлогу. В темноте прихожей я не мог понять, кто это, но было ясно:
– Без принуждения не выпустит однозначно.
Пришлось подчиниться, и более, как она сказала:
– Ты все равно не помнишь, куда шел.
– И удивительно, она оказалась права:
– Ну, не в снукер на самом деле играть!
– С другой стороны, в американку я все равно редко выигрывал, как и в настольный теннис:
– Нет, как сказал Владимир Высоцкий, воли к ее победе.
Воля волей, если дел невпроворот, а я увлекся, ибо она так зацепила свои лапы на моей спине, что стало абсолютно ясно:
– И до семи раз будет мало.
– Я терпела с первого курса, - промяукала она мне на ухо, и кажется:
– Теперь не уйдешь, - или это только мне показалось, а на самом деле она сказала, что:
– Мимо этой двери без пошлины ты не пройдешь никогда.
– И я понял:
– Это правда.
– А обходной путь очень далек, это надо вообще переться чуть ли не до самой Смотровой Площадки, и заходить с противоположного фланга. Да и то некоторые двери с этой стороны могут быть закрыты, а уж на наш этаж - точно. А кому это надо - непонятно.
Далее, Марина и Наташа. Или Галя?
Медиум:
Войничу принесли письмо от имени пославшей ему миллион девушки, чтобы в ответ прислал ей:
– Марсианских яблок.
Встал вопрос:
– Сколько надо послать и главное каких?
– Там не написано, что именно Польских?
– перегнувшись спросила СНС.
– У вас есть какие?
– спросил, привстав рядом Плинтус.
– П...р - это контрабанда?
Я вышел на сцену и спел итальянскую народную песню:
– Ая-яй-ая-яя-ая-яй!
– в доказательство люди сшибая друг друга бросились, как тигры на танцплощадку. Плинтус в уме уже считал СНС своей наложницей, видимо, поэтому не понял, как хмурый Сори утащил ее у него прямо из детских, но знающих:
– Где деньги лежат, - охгромных, как у дедушки-лесоруба лап.
Возникает закономерный вопрос:
– Как эти вездесущие писатели оказались на этом еще не тонущем Титанике - правда с другим названием, так сказать:
– С трех раз догадайтесь, с каким, если еще не помните, как сказал бы Платон.
Видимо, было принято решение, что лучшим местом для проведения всех, как плановых так других неожиданных мероприятий является кабак. Кто против? Нет даже воздержавшихся. Хотя у некоторых протекционеров ручонки так и тянулись к небу, чтобы заявить свою оригинальную позицию:
– Лучше, как обычно:
– На Садовое, в кабинет, где нельзя даже курить, по потом, как с похмелья:
– На Клязьму!
– в свои отдельные семь комнат.
– У некоторых, правда:
– На Всех!
С другой стороны, Елисеевский для увеселения души, Грибоедов для ее задворок - тоже недалеко.
Вот чем отличаются друг от друга Четыре Евангелия? Тем же, чем отличаются и основные писательские достопримечательности Москвы:
– Союз нерушимый иво членов на Садовом, Клязьма - неизвестно где, пусть хоть на Альфе Центавра - это даже лучше, как примерно:
– Заблудиться в Кафке: норма.
Елисеевский, чтобы поиздеваться над материальной приверженностью хомо сапиенсов, а потом за небольшое вознаграждение дать им отпущение грехов, и Свой Грибоедов, где можно безбоязненно - что снимут - показать своего если не Пыжика, содранного с кого-то почти живьем, то уж Сурка - однозначно:
– Всегда со мной.
– Так сказать: хоть на голове ходи, а не упадет. Ибо что уже написано, то ясно:
– Народно.
– Народно, несмотря на то, что Гомера писали несколько рабов божьих, а вовсе не один.
Поэтому решили обсудить:
– Народны ли по-настоящему их произведения, - в одном из этих, так сказать, приятных человеческому глазу, Заведениях, назвав его для этого случая Театром Варьете, где всегда по преданию показывались фокусы. А это доказательство:
– Доказательство существования народности, - априори считалось именно Фокусом, ибо итальянцы в лице Марио Корти, французы в лице Сорбонского профессора Мишеля Окотюрье, английского сотрудника литературы Дональда Рейфилда - заявили однозначно:
– У Них - Этого нет.
Все записали себя в Шекспиры, а его самого для сего случая объявили первым интеллигентом. А для интеллигента, как говорится:
– Вся народная накипь, как с гуся вода:
– С утра была, а вечеру в кабаке уж нету.
– Хотя многие считают, что в кабаке как раз и видно:
– Кто народ, а кто на халяву пьёт.
И для начала первым народным интеллигентом объявили Адриано Челентано. Сирано заикнулся, что:
– Я люблю Дэвида Боуи, - но его оборвали:
– Хватит с нас Давидов - все равно никто не понимает, как он победил Голиафа.
– Впрочем, изволь, - толкнула локтем нового избранника ее судьбы СНС, - скажи им.
– Я не понял, кому отвечать, - сказал Сирано, - ему, - он показал носом на Сори, или тебе, моя милая, - улыбнулся чуть выше головы СНС.
– Это вопрос?
– грозно спросил Сори.
– Всё вместе, - ответил Сирано, - и вопрос и его ответ. И знаете почему?
– Почему?
– спросила, влетая, как обычно последней в залум Пертская Красавица, как просила по пьянке называть себя Тётя. И люди были согласны на все, так как 12-го тома иё собственных сочинений на этот раз у нее не было припасено для присутствующих в виде сюрпрайза.
– Я люблю композиции, чтобы, как только становится понятно, о чем идет речь - так тема менялась.
– Ну, а на хрена это делать?
– спросила Алла Два.
Сирано хотел удивиться:
– Зачем ее сюда пустили, - но уже увидел, что сидит она рядом с Котом, настроенным однозначно:
– Сегодня его примут Туды-Твою.
– Иначе мы никогда не сможем попасть не только в Галилею, но даже в Крепость Войнича с ласточкиными хвостами. Вы хоть понимаете, что в Крепость, или все равно, что в Галилею попадает не просто Другой Человек, а Другой, но: