Маргарита и Мастер
Шрифт:
– Мышь белая.
– А я, что должен ответить?
– Ты мышь?
– Нет.
– Так и отвечай, что не мышь, а наоборот:
– Сейчас найду на эту известную роль кого-нибудь в зале.
И значит, водит глазами туда-сюда, и даже вдаль, вплоть до самых до окраин, где некоторые уже обожрались и появляются из туалета. И.
И не то, что специально нашел для этого дела Мотю, а она как раз проходила мимо, как лепесток, придавший себе только что розовый оттенок перед зеркалами в вестибюле.
– Я? На роль мыши?! Не пойду. И знаете - ешь, почему?
– Нет.
– Не хочу.
– Мне никто отказать не может.
– Я смогу, - смело ответила Мотя, и ответила тем, что у нее есть, и более того:
– Всегда с собой.
Многие подумали:
– Что же это сейчас будет, неужели ударит Жарова молниями Тесла, которые-таки прислал ей Электрик по ее настоятельной просьбе:
– Здесь некоторые чувствуют себя некомфортно, и вследствие этой депрессивности могут оказывать на меня непреодолимое давление.
И никто не понял даже, что произошло:
– Михаил Жаров закачался на ровном месте, как будто разыгрывал - разучивал роль, принадлежащую по праву Евгению Леонову:
– Неумению кататься на ледяной горке, после ограбления своей же квартиры, ибо мандраж в коленках передался от рогатого шлема Александра Македонского и ему тоже лично, а не только его Доценту.
Так и Жаров замельтешил-замельтешил подошвами вперед, как будто эскалатор метро уходил и уходил вперед, а зачем?
– Непонятно!
– Аннушка разлила масло!
– в ужасе ахнул зал, ибо раньше, да, тоже все в это верили, но:
– Но не до такой степени, что это уже:
– Было, было, было, - следовательно, обязательно повтори-и-ит-ся-я-я!
СНС пролила бокал с дорогим Дом Периньоном, другие тоже скинули со стола некоторые принадлежности, и части остатков диких и домашних животных. У Тети началась истерика, как будто она вспомнила, что:
– Пробовалась когда-то на роль Берлиоза, - и возможно после этого ей надели:
– Сов-в-се-е-м-м другую голову.
– Но с другой стороны, - сказал Войнич, - скажи спасибо, что хоть так осталась жива.
– Нет, действительно, - серьезно сказал Сори, - голова у вас работает на все 78 оборотов.
– На семьдесят восемь?
– с тревогой спросила Тетя.
– Почему? Неужели я такая старая, как эти обороты.
– Нет, теперь у вас все тридцать три, как у Аллы Два.
– У нее есть зуб мудрости?
– Как и у вас.
– У меня нет, - сказала Тетя, и даже открыла рот, чтобы доказать:
– Не думайте обо мне плохо, я такая же, как все.
Вот так бы просто, кто стал показывать зубы, и более того:
– Все, - если бы, действительно, не было так страшно, как Берлиозу, когда он увидел, не свою голову, уже катящуюся к водостоку, а:
– Открытый рот комсомолки в красной повязке, в котором можно было сосчитать именно:
– Тридцать три зуба.
И чтобы предотвратить дальнейшие разборки между:
– Живыми и мёртвыми, - позвали пожарного. Точнее, он даже не слышал, кто именно его звал, если не считать его ответа:
– Я звал тебя, и рад, что вижу.
– Хотя ответ его был верен, несмотря на то, что если он даже его не слышал, а именно Кот как раз протрубил на альт-саксофоне:
– Труба зовет!
– И многие, желая успокоить себя после:
– Всего, что было, - а также, чтобы этой песней подбодрить актера к более быстрому выходу на сцену, - обнялись с кем только было можно, и запели:
– Я всю ночь не сплю, а в окна мои ломится
Ветер северный умеренный, до сильного.
И зачем с тобою было нам знакомиться
Не забыть вовек теперь мне взгляда синего
Я всю ночь не сплю, а в окна мои ломится
Ветер северный умеренный до сильного-о.
Знаю я, что все пути к тебе заказаны
Знаю я, что понапрасну все страдания
Только сердце у людей сильнее разума
А любовь еще сильней чем расстояния-я!
Но скоро поняли, что чуть-чуть ошиблись, и начали снова, думая, что это именно Он и появился:
Протрубили трубачи тревогу!
Всем по форме к бою снаряжен,
Собирался в дальнюю дорогу
Боевой ударный батальон.
До свиданья, мама, не горю-ю-й,
На прощанье дочку с сыном поцелуй.
До свиданья, мама, не горюй - не грусти,
Пожелай нам доброго пути-и.
Прощай края родные,
Звезда-а победы нам си-и-яй.
До свиданья, мама, не горюй, не скучай,
Пожела-ай нам всем не: ая-яй-й!
– Кажется, не совсем то, - сказал Пеле, а Сори даже не успел прожевать бутерброд с сыром, которого здесь не было, а значит, умудрился всё-таки:
– Сотворил что-то и из простого воздуха предпраздничного настроения.
– Так бывает, что на празднике, некоторые начинают вспоминать то, что было раньше, когда он, этот праздник:
– Который всегда с нами, - еще не начался?
И парень, хотя и залез на сцену, показавшуюся ему высокой, не сел на предложенное Михаилом Маленьким кресло, а уж тем более, в него, хотя и повесил на загляденье всем на этот стоячий предмет для сидения новый, только что купленный по Франции пиджак одной из непростых фирм этой страны, где когда-то жили Ван Гог и Хемингуэй.