Маргарита и Мастер
Шрифт:
Ой, где был я вчера - не найду, хоть убей.
Только помню, что стены с обоями,
Помню Клавка была и подруга при ней,
И что целовался на куфни с обоими.
А на утро я встал
Мне давай сообщать,
Что хозяйку ругал,
Всех хотел застращать,
Что будто голым скакал,
Будто песни орал,
А отец, говорил,
У меня генерал.
А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,
Говорил, будто все меня продали.
И гостям, говорят, не давал продыхнуть -
Всё донимал их своими аккордами.
А потом кончил пить,
Потому что устал,
Начал об пол крушить
Благородный хрусталь,
Лил на стены вино,
А кофейный сервиз,
Растворивши окно,
Просто выбросил вниз.
И никто мне не мог даже слова сказать,
Но потом потихоньку оправились,
Навалились гурьбой, стали руки вязать,
И в конце уже все позабавились.
Кто плевал мне в лицо,
А кто водку лил в рот,
А какой-то танцор
Бил ногами в живот,
А молодая вдова,
Верность мужу храня,
– Ведь живем однова -
Пожалела меня.
И бледнел я на куфни разбитым лицом,
Делал вид, что пошел на попятную.
– Развяжите!
– кричал, - да и дело с концом!
–
Развязали, но вилки попрятали.
Тут вообще началось -
Не опишешь в словах,
И откуда взялось
Столько силы в руках?
Я, как раненый зверь,
Напоследок чудил,
Выбил окна и дверь
И балкон уронил.
Ох, где был я вчера - не найду днем с огнем,
Только помню, что стены с обоями.
И осталось лицо, и побои на нем,
И куда теперь выйти с побоями?
Ну, если правда оно,
Ну, хотя бы на треть,
Остается одно -
Только лечь помереть.
Хорошо, что вдова
Всё смогла пережить.
Пожалела меня
И взяла к себе жить.
– Спасибо, дорогие мои, что многие из вас пели вместе со мной эту всем знакомую и очень любимую песню, как любим мы:
– Правду, - от души!
И многие и за руки, и за ноги стали тащить парня за свой стол. Но он исчез, как будто прошел невидимый через редуты первосвященников, предлагавших забросать Его камнями. Хотя в данном случае это было наоборот:
– Он зашел в дом, где не было дверей, но были люди.
Тем не менее, многие успели засунуть не только свои песты, руки, ноги, но даже головы Туда:
– Откуда, - откуда было видно, что находятся они уже в Крепости.
– Так-то бы, да, но у меня есть вопрос: назад мы уже не вернемся?
– спросила СНС.
– Очевидно.
– Да.
– Единогласно ответили Петухов - Катаев и Ильф.
– Хорошо, что этого резюме не слышали остальные участники банкета, - сказал Войнич.
– Иначе не очень бы веселились, - сказала Мотя, еще немного запыхавшаяся после непродолжительной борьбы за существование с...
– С конкурентами.
Но уже почти все ободрились после того, как прямо со своего места, за восьмиместным столом у самой двери, выступил другой представитель, как выразился Кот, представляя его:
– Местного дворянства, - с какой стати, непонятно, но именно:
Что означало:
– Если нет третьего выхода, то уж лучше здесь, чем там, и более того:
– Намного:
Девушки, которых мы любили,
с которыми мы спали,
приятели, с которыми мы пили,
родственники, которые нас кормили и все покупали,
братья и сестры, которых мы любили,
знакомые, случайные соседи этажом выше,
наши однокашники, наши учителя, - да, все вместе,
– почему я их больше не вижу,
куда они все исчезли.
Приближается осень, какая по счету,
приближается осень,
новая осень незнакомо шумит в листьях,
вот опять предо мной проезжают, проходят ночью,
в белом свете дня красные, неизвестные мне лица.
Неужели все они мертвы, неужели это правда,
каждый, кто любил меня, обнимал, так смеялся,
неужели я не услышу издали крик брата,
неужели они ушли,
а я остался.
Здесь, один, между старых и новых улиц,
прохожу один, никого не встречаю больше,
мне нельзя входить, чистеньких лестниц узость
и чужие квартиры звонят над моей болью.
Ну, звени, звени, новая жизнь, над моим плачем,
к новым, каким по счету, любовям, привыкать к потерям,
к незнакомым лицам, к чужому шуму и к новым платьям,
ну, звени, звени, закрывай предо мной двери.
Ну, шуми надо мной своим новым широким флагом,
тарахтя подо мной, отражай мою тень
своим камнем твердым,
светлым камнем своим маячь из мрака,
оставляя меня, оставляя меня
моим мертвым.
– Вот это здорово, - сказал Плинтус, сумевший каким-то образом преодолеть барьер, связавший навеки его с любимой Лидией Смирновой, оставшейся к нему благодушной, несмотря на то, что парень покинул ее, но как оказалось не навсегда, а только на время: