Мари Антильская. Книга первая

Гайяр Робер

Однако про себя Лефор говорил: «Мне здесь совсем неплохо… Обстановка вот-вот переменится… Байардель, возможно, вообще не придет, ничего не поделаешь, такой уж он, видно, человек, горазд трепать языком, а как до дела доходит!.. А жаль, что он оказался не из того же теста, что я. Вместе мы могли бы неплохо поработать…»

Но Байардель тем временем уже приближался к таверне «Большая Монашка Подковывает Гуся», лошадь его в темноте то и дело спотыкалась о каждый камень на дороге. Он тоже думал о товарище. И размышления его были следующие: «Неужели правда,

что могли уволить со службы такого человека, как Лефор? Слов нет, болтун-то он отменный, а вот дел что-то не видать! А все же жаль, что он не проткнул своей шпагой всех тех, кому не раз сулил эту участь! Вот тогда трудно было бы сыскать парня лучше его, а будь мы вдвоем и заодно, да никто на этом окаянном острове даже пикнуть бы не посмел!..»

Привязав свою лошадь у входа к кольцу, среди уже поджидавших там своих седоков четырех-пяти коняг, он толкнул дверь таверны. Снова с глухим постукиваньем всколыхнулась занавеска из деревянных бусин, и Байардель принялся искать глазами своего сообщника.

Тот окликнул его.

— Эй! Капитан Байардель! Я здесь! — заорал он громовым голосом, который сразу заглушил звяканье кубков и бормотанье тихих бесед, заставив даже вскочить от неожиданности уж было задремавших клиентов. — Эй, я здесь!..

Байардель, капитан с солидным брюшком, принялся с трудом протискивать меж столов и стульев свои внушительных размеров телеса. Шпага его задевала за все, что попадалось на пути, но он даже не обращал на это внимания. Огромные шпоры лязгали, ударяясь о железные предметы. Свободной рукою он подкручивал залихватские усы, которые скрывали довольную улыбку.

Наконец он тяжело приземлился подле Ива и тотчас же принялся с той же силой, что и несколькими минутами раньше Лефор, бить в ладоши, требуя, чтобы ему немедля подали кувшин французского вина.

Все глаза были прикованы к этой парочке, а те как ни в чем не бывало хохотали чему-то, что было понятно только им двоим.

Однако им было достаточно обменяться одним только взглядом, чтобы отлично понять друг друга. Они знали, что в двух шагах от них плетут какие-то интриги, явно замышляют заговор. Но, по правде говоря, они вовсе не торопились тут же лезть в драку, тем более что на сей раз они были одни, без очевидцев, без друзей, в присутствии которых они, выхваляясь друг перед другом, привыкли защищать свою репутацию.

— Неплохая погода, особенно для моряков! — нарочито воскликнул Байардель, едва успев омочить в оловянном кубке свои пухлые губы. — Подходящая погода для тех, кто плывет с Сен-Кристофа, ведь пассат-то сейчас дует как раз с севера!..

— С севера?! — воскликнул Лефор. — Вы ведь сказали, с севера, или я ослышался? Что ж, славный ветерок, чтобы разжечь праздничный костер на площади Сент-Пьера! Пусть меня холера задушит, если нынче же ночью здесь не запылает какая-нибудь винокурня, где бродит добрый ром!

— Тысяча чертей! — не замедлил выругаться капитан. — Вы говорите об огне и о роме так, будто они как-то связаны! Ну кому, скажите, придет в голову жечь добрый ром?

— Да

хотя бы тем, черт возьми, кто считает, что ром делают для того, чтобы жечь!

— Но ведь ром делают для того, чтобы обжигать глотку, — наставительно промолвил капитан, — я сказал, именно глотку, а не всякие другие вещи!

Своими зычными голосами эта парочка перекрывала все прочие звуки. Заговорщики уже не могли более слышать друг друга. Некоторые из них уже начали было проявлять признаки нетерпения, которые не ускользнули от внимания двоих сообщников.

— Когда я служил в Королевском флоте, — как ни в чем не бывало продолжил Лефор, — был у нас один капитан. Занятный был тип! Он выучил латынь по Евангелию, а испанский — когда был в плену у этих варваров! Этот мужик, который знал все и одну вещь лишнюю, помнится, частенько говаривал, что свинец существует для мушкетов, чугун для пушек, а ром для чад Божьих!

— Тоже мне невидаль! — возразил Байардель. — Уж коли речь зашла о капитанах и о горящей выпивке, то знавал я одного капитана, лет этак пять тому, дело было в Кингстоне, что на Ямайке, так вот я и говорю, капитан этот не мог пить ничего, кроме флипов, коктейлей, значит, и знаете, как он готовил себе эти коктейли? Сперва он брал пиво и одним залпом выпивал целый кувшин. Потом опрокидывал свой ром, а чтобы все это воспламенилось, грыз фитиль от каронады. Да так запросто, как я проглотил бы лепешку из маниоки!..

— Если речь идет о каком-то капитане и об одном глотке рома, — послышался голос со стороны стола заговорщиков, — так я готов проглотить не только фитиль, а целый стол вместе с этой парой негодяев в придачу!

Это был голос Бофора. Лефор узнал бы его за сотню милей! Кровь в нем сразу же заиграла. Рот раскрылся, будто он вдруг получил меж зубов мощный удар саблей! Наконец-то они с капитаном добились того, чего хотели!

Ив положил руку на плечо Байарделя, как бы приказывая ему хранить молчание.

— Уж не пришла ли случайно кому-нибудь из этих господ охота объясниться со мной начистоту? — сладчайшим голосом поинтересовался он.

И, поскольку ответа не последовало, он, высвобождая зажатую промеж ног шпагу, добавил:

— Не соблаговолит ли один из этих господ приблизиться к нашему столу? Слово Лефора, я сожру его в один присест, так что он у меня даже пикнуть не успеет, на закуску, для аппетита, чтобы потом не жуя проглотить восьмерых его дружков!

— Эй! — вмешался Байардель. — А как же приятель, он что, должен ходить голодный?

Заговорщики задвигали стульями, но никто из них ничего не ответил. Желание-то у них конечно же было. Но, должно быть, среди них был главарь, у которого уже имелся свой замысел, свой план действий, который начисто разрушался перспективой драки в этом тесном кабачке.

— Вот так! — воскликнул Лефор. — Ну и народ пошел! Потрепаться над чаркой вина — это они все горазды, а как настает черед скрестить шпаги, то тут выходит не больше крови, чем в червяке, что завелся в куске лежалого хлеба!..