Мари Антильская. Книга первая
Шрифт:
Он сделал паузу. Слова его произвели на собравшихся тяжелое впечатление.
— Однако все это не должно помешать нам выпить, — продолжил он. — Поднимем же кубки за здоровье короля! Л’Арше, соблаговолите взять на себя труд наполнить чарки!
Л’Арше взял бутыль и разлил ром по кубкам, которые протянулись к нему со всех сторон. Когда все присутствующие получили свою порцию, Лесаж поднял свой кубок до уровня глаз и произнес слова, тотчас же хором подхваченные всеми:
— За нашего короля и за процветание Мартиники!
— За нашего генерала Дюпарке! — добавил Лафонтен.
И каждый повторил:
— За генерала Дюпарке!
После чего все поставили свои кубки и приготовились слушать Лесажа.
— А сейчас я хочу рассказать то, что вам еще неизвестно, — снова заговорил он. — Не знаю, знакомы ли вы с неким офицером генерала Ивом Лефором, однако не сомневаюсь, что слухи о нем достигли и ваших ушей.
— Да-да, конечно, слыхали! — раздалось сразу несколько голосов.
— Так вот, я встречался с этим Лефором. Знаю, что о нем распускаются слухи самого гнусного толка, однако у меня есть о нем свое мнение. У мятежников нет более непримиримого врага, а у генерала более преданного ему офицера! От этого человека я узнал, что господин де Бофор вместе с двумя десятками прочих колонистов сочинил некую хартию, по которой они намерены добиться полной независимости от компании. Лапьерьер должен подписать ее в сроки, назначенные мятежниками, а именно послезавтра. Если на этой хартии будет стоять подпись временного губернатора, то это, как вы сами понимаете, будет сделано именем генерала. И ему тогда уже нечего будет делать! Мадам де Сент-Андре, чья дружеская привязанность к Дюпарке нам всем хорошо известна, самолично поручила Лефору вмешаться, дабы не дать мятежникам добиться своих целей, что, увы, представляется делом весьма нелегким, учитывая слабость характера господина де Лапьерьера. С другой стороны, если хартия все-таки будет подписана, нам придется навсегда распрощаться с надеждами собрать вокруг себя достаточно колонистов, чтобы вырвать нашего губернатора из застенков господина де Пуэнси!
— Я ничего этого не знал! — оцепенев от удивления, воскликнул Лафонтен. — Но, в таком случае, надо действовать без всякого промедления!
— И что же вы собираетесь предпринять? — поинтересовался Лесаж.
— Как это что! Проломлю башку Бофору, вот и все дела! Это ведь Бофор, не так ли, возглавляет и подстрекает всех бунтовщиков?
— Да, вы не ошиблись, — согласился Лесаж, — именно Бофор у них главный зачинщик и подстрекатель. Но что, интересно, мы выиграем, вступив с ними в открытую борьбу, ведь на их стороне то преимущество, что они вроде бы защищают наши с вами интересы, и завтра же к ним может присоединиться подавляющее большинство колонистов Мартиники? Думаю, среди вас не найдется ни одного человека, у кого бы не было желания освободиться от этой компании, которая разоряет колонию ради обогащения нескольких тысяч никчемных людишек, пользующихся высокими протекциями. Если бы речь не шла о лишении компании власти и влияния на острове, мы все, конечно, были бы заодно. Но мы ведь все прекрасно видим игру этого хитреца Бофора. Одержи он верх в этом деле, рано или поздно он все равно займет место губернатора. Кто тогда сможет ему противостоять? У него будет достаточно поддержки, чтобы купить всю Мартинику, и он станет здесь этаким вице-королем, обладая всей полнотой власти над нами… Надо ли уточнять, ведь всем уже давно известно, что это авантюрист весьма опасного сорта? Достаточно ли вам всего этого, чтобы опасаться последствий, которые повлечет за собой подписание этой хартии? Ведь Лапьерьер, который замещает ныне губернатора, обладает всей полнотой власти! Если он поставит свою подпись, то назавтра он уже ничто! И командовать вместо него будет Бофор! Меня совершенно не интересует, отправит ли Бофор Лапьерьера гнить в сырой темнице. Это не имеет никакого значения! Мне хотелось бы знать, что тогда будет с нами, и потому я хочу задать вам вопрос: могли ли бы вы предпочесть Бофора Дюпарке? Ибо, видит Бог, дьявол оказался бы сильнее Провидения, если бы нам не удалось так или иначе вызволить из тюрьмы нашего доброго генерала!
— Золотые слова! — одобрил Л’Арше. — Золотые слова, Лесаж, я с вами.
Тут поднялся Доранж. Для начала, посасывая свою трубку, в которой скопилось полно слюней, он издал весьма забавные звуки, но потом быстро вынул изо рта носогрейку и заговорил непринужденным топом.
— Лесаж, — обратился он к нему, — мне хотелось бы задать вам всего один вопрос… Ну, вряд ли есть нужда повторять, что все мы, собравшиеся здесь, сохраним верность генералу, не так ли? — добавил он, окидывая всех испытующим взглядом.
— Конечно! О чем говорить! — раздалось сразу несколько голосов. — Мы все за генерала, все, и готовы для него на все!
— Я жду вашего вопроса… — проговорил Лесаж.
— Вы вот тут говорили нам про Лефора. Мне доводилось пару раз с ним встречаться. Возможно, я ошибаюсь, но у меня сложилось впечатление, что это храбрец скорее языком, чем делами!
— Языком?! — воскликнул Лесаж. — А знаете ли вы, что вдвоем с капитаном Байарделем он бросил вызов самому Бофору и восьмерым его приспешникам, троих из них он отправил на попечение лекаря, а по одному из этой троицы вот-вот зазвонят заупокойные колокола?
— Да, я слыхал об этом! — согласился Доранж. — Возможно, он действительно настоящий солдат. К тому же еще и бывший пират, так что не будет чересчур разборчив в средствах… Но мне хотелось бы знать, есть ли у этого человека какой-нибудь план действий! И если да, то что это за план!
— Вот тут-то, друзья мои, и зарыта собака… — вмешался Лесаж.
Все головы разом повернулись в его сторону, ибо он вдруг заговорил каким-то приглушенным голосом, явно опасаясь, как бы его случайно не услышали какие-нибудь нескромные уши за пределами дома. Впрочем, прежде чем продолжить, он прервал свою речь и попросил Матье Мишеля выйти наружу и глянуть, нет ли кого поблизости…
— Иду! — просто ответил Мишель, вставая и выхватывая из-за пояса пистолет, который, прежде чем войти в дом, не забыл вынуть из седельной кобуры.
— Теперь нам лучше дождаться возвращения нашего друга, — предложил Лесаж. — Надо ли говорить, что малейшая неосторожность, и все наши усилия и жертвы могут пойти насмарку…
Все воспользовались паузой, чтобы опорожнить свои кубки и зажечь трубки. Лесаж подрезал фитиль и снял нагар со светильника. И огонь уже горел куда ярче, когда в комнате снова появился Мишель.
— Я охотно отдал бы свою лошадь, даже если бы мне пришлось возвращаться домой пешком, и еще тысячу экю в придачу за то, чтобы взять на мушку каркас этого Бофора, — проговорил он. — Но там никого не оказалось! Ни тени, ни звука, ни дыхания… Так что вы можете спокойно продолжать, Лесаж.
Колонист набрал воздуху.
— Да, у Лефора есть план! И план весьма дерзкий!.. Прошу вас, не говорите ничего и не перебивайте меня, пока не узнаете все до конца… Итак, вот какое решение он принял: завтра же он пойдет к Лапьерьеру, чтобы уговорить его подписать эту саму хартию. По этому случаю там должны собраться все, кто уже раньше поставил под ней свою подпись, и только они одни. Стало быть, послезавтра, в тот день, когда истекает отсрочка, в большой зале форта их будет семнадцать, если состояние позволит явиться туда и Лазье. Лапьерьер поставит свою подпись. После чего принесут выпить. Будет предложено, чтобы все подняли кубки за здоровье короля. Лапьерьер будет держать в руке мушкет якобы для того, чтобы салютом отпраздновать знаменательное событие… Однако выстрел, а раздастся он в тот самый момент, когда Бофор поднесет к губам свой кубок, угодит прямо в голову негодяю!
Лесаж с минуту помолчал, желая оценить, какое впечатление произвели его слова. Но все ошеломленно молчали.
— Знаю, — продолжил тогда колонист, — что такая манера действовать может показаться вам несколько жестокой. Но известен ли вам другой путь?
— Я хотел бы задать вам еще один вопрос, — вмешался тут Лафонтен. — Кто вам сказал, будто Лапьерьер, который известен как человек слабохарактерный, возьмет на себя эту роль убийцы?
— Разумеется, никто, кроме самого Лефора, а он ручается головой, что все будет именно так!
— Лефор?! — с недоверием в голосе переспросил Доранж. — Так я и думал: силен болтать языком, и больше ничего! И кто вам сказал, что он не предупредит Бофора? Да и может ли этот ничтожный офицеришка рассчитывать, что ему удастся навязать свою волю человеку, который, хоть и временно, наделен полномочиями губернатора? Или пусть мне объяснят, каким манером надеется он заставить Лапьерьера совершить подобный поступок!
— Это мне неизвестно, — ответил Лесаж, — единственное, что я знаю, это то, что просил меня рассказать вам сам Лефор. Вот его собственные слова: «Убедите их сделать, что я им скажу, и пусть не пытаются понять. Слово Лефора, все будет в порядке! Вы займетесь нашими друзьями, а об остальном позабочусь я. Надо, чтобы они сделали в точности то, что я их попрошу».