Мари Антильская. Книга вторая
Шрифт:
Гийом Соре и Франсуа Дубле, игравшие роль адъютантов Граммона, разлили по кружкам вместимостью с добрую пинту горячительные напитки и снова вернулись на свои места. Кавалер, казалось, полностью потерял интерес к гостям и не обращал на них ровно никакого внимания.
Он подтрунивал то над одним, то над другим, поддразнивал Пинар, то и дело прикладывался к своей кружке, просил огня для трубки, вспоминал историю захвата «Виктории» или как он потерпел кораблекрушение неподалеку от Кубы…
Однако наконец взгляд его упал на монаха, и он будто бы даже вздрогнул от неожиданности.
— Святой отец, надеюсь, и вы тоже предпримете вместе с нами это приятное путешествие? Вы ведь, как и мы, намерены высадиться в Сен-Пьере, не так ли?
— Увы, сын мой! — тяжело вздохнул монах. — Придется вернуться туда, куда зовет меня долг, налагаемый моим духовным саном…
— Уж скажите лучше, святой отец, где вас ждет не дождется ваш настоятель! — вставил свое слово Лефор, потом, повернувшись к кавалеру, пояснил: — Дело в том, что отец Фовель приплыл в Бас-Тер в надежде получить митру. И теперь сильно опасается, что ему суждено вернуться несолоно хлебавши!
— Митру?! — тут же подхватил капитан. — Митру… Погодите-ка, дайте подумать… Ну конечно! Эй, Соре!.. Окажите любезность, сходите-ка поройтесь в наших сундуках! Помнится, нам как-то довелось захватить митру епископа Картагены. Поглядите, прошу вас, не подойдет ли она по размеру этому славному францисканцу, и отдайте ему, пусть у него останется добрая память о времени, проведенном на борту «Встречного ветра»!.. Да-да, теперь припоминаю, похоже, этот епископ Картагенский был в точности такого же сложения, как и наш добрейший святой отец, так что ничуть не удивлюсь, если этот головной убор придется ему прямо впору!
— Бедняга епископ! — воскликнул Соре. — Одному Богу известно, в брюхе какой акулы обрел он вечное успокоение!
— Заткните глотку! — заорал кавалер, пряча лукавую усмешку. — Как у вас хватило дерзости говорить этакие слова в присутствии священника! Подобные речи, друг мой, пристали только отпетому негодяю. И я не потерплю, чтобы здесь, при мне, оскорбляли слух этого святого человека!
— Пресвятая Дева! — с извиняющимся видом ухмыльнулся Соре. — Да ведь, помнится, этому самому епископу взбрело в голову сплясать сегидилью в день Святого Людовика! Да благословит Господь нашего достойного монарха… вот и угодил прямо черту в лапы!
— Ты опять за свое? Ты что, решил до смерти запугать этого монаха?
Тут в разговор вмешался Лефор.
— Не бойтесь, капитан, — успокоил он, — этот францисканец — наидобрейший из людей, которым когда-либо случалось выстрелом из пистолета прострелить башку ближнего, и я не знаю второго, кто рассуждал бы разумней, чем он, стоит ему выпить пару-тройку сетье французского вина.
— Гм!.. — хмыкнул, кашлянув, Деревянная Нога. — Это только лишний раз доказывает, как я не устаю повторять всем и каждому, что наидобрейший из людей вовсе не обязательно добрый человек, так же как и самый наиразумнейший из всех под небом тропиков вовсе не всегда может похвастаться обычным здравым смыслом!
— Кто это здесь вдруг заговорил о здравом смысле?! — воскликнул Дубле. — И что, интересно, значит в нашем мире этот самый здравый смысл? Не живем ли все мы в согласии с законом, а стало быть, наперекор всякому здравому смыслу?
Отец Фовель засучил рукава своей сутаны, будто вот-вот готовясь пойти на абордаж, и изрек:
— Главное, это жить по заповедям Верховного Судьи!..
— Господь меня подери со всеми потрохами! — выругался Деревянная Нога. — Вы только поглядите на этого монаха! Он уже заговорил о судье! Может, он станет нас уверять, будто ни разу в жизни не согрешил, может, он у нас безгрешный?!
— Тысяча чертей! — вступил тут в разговор Дубле. — Разве тебе не известно, что наказание и суд, суд и наказание — суть совершенно одно и то же, просто две стороны одной и той же монеты?!
— Уж не хотите ли вы сказать, что мы должны повесить этого монаха? — поинтересовался кавалер, явно от души развлекаясь, однако храня серьезнейшее выражение лица, в то время как Пинар хохотала за двоих.
— Пресвятая Дева! — вновь вступил в разговор Соре. — По-моему, нам самое время выпить. А все, кого уже вздернули на веревке, отлично знают обычай, что, когда пробил час выпить по чарке, пусть суд еще не закончился, обвиняемый должен быть повешен, не важно, виновен он или нет!
Граммон поставил на стол свою кружку и похлопал в ладоши, требуя тишины.
— Одним словом, — изрек он, — пользуясь своим правом помилования, я бы простил этого монаха за то, что он явился на борт нашего фрегата «Встречный ветер», рискуя испортить нам настроение унылым зрелищем своей серой сутаны. Пусть же он получит митру епископа, нашедшего последнее успокоение в акульем брюхе, кружку доброго вина и пусть выслушает нас, не вмешивая Господа в дела, о которых мы будем говорить, ибо они его совершенно не касаются!.. А речь у нас пойдет о Сен-Пьере, — продолжил он, — да-да, о Сен-Пьере, который надо захватить, чего бы нам это ни стоило. Так вот, господин Лефор! Передайте лейтенанту Лавернаду, что он может считать, дело уже сделано! Правда, мы пускаемся в это плавание, только чтобы сделать приятное нашему уважаемому командору. Мы с моими молодцами получили бы во сто крат больше удовольствия, если бы нам подвернулась какая-нибудь галера, доверху нагруженная золотом!
— Золотые слова! — заметил Лефор. — Я как раз и пришел сюда поговорить с вами, потому что план, который вам известен, претерпел некоторые изменения… На берег высажусь только я один с парой отрядов фузилеров, и все пройдет без единого пушечного залпа…
И он разъяснил флибустьеру план, который был окончательно принят командором.
— Что за вздор! — с недовольной гримасой проворчал Граммон, едва Ив закончил свою речь. — Тоже мне придумали, фузилеры!.. Да нет, в общем-то, мне по душе ваша идея, она вполне в моем вкусе, только на что вам сдались эти фузилеры?! Я дам вам три десятка своих молодцов. Так будет куда верней. Даже если ваш капитан Байардель в последний момент струсит и откажется вам помогать, только при одном виде моих лихих морских братишек сен-пьерский гарнизон сразу сдастся без единого выстрела…
— Это уж точно! — согласился Лефор. — Кроме того, есть еще одна причина, по которой я особенно охотно принимаю ваше предложение: мне жутко хотелось бы видеть физиономию почтенного господина де Лапьерьера, когда я с этаким эскортом предстану перед ним, дабы свести с ним давние счеты!
— Ну а теперь давно пора выпить по чарке! — прогремел кавалер.
Соре наполнил кубки.
— Мы поднимаем якоря через сорок восемь часов… — снова напомнил Лефор.
— Я велю приготовить вам каюту на этом фрегате, сударь…