Мари Антильская. Книга вторая
Шрифт:
Потом внимательно оглядел бывшего пирата и с удивлением воскликнул:
— Да вы без оружия! Надобно без промедления исправить это досадное недоразумение… Помнится, у нас была шпага, которая принадлежала губернатору Новой Каледонии, и пистолеты, что служили верой и правдой одному полковнику испанской армии… Все это будет вам весьма к лицу! Ну, а теперь, господа, прошу вас, давайте-ка выпьем до дна за наш союз и за митру этого почтенного францисканца!
ГЛАВА ПЯТАЯ
Фрегат «Встречный ветер»
Двенадцатого января, ранним утром, еще затемно, на борту «Встречного ветра», словно блуждающие огоньки, то тут, то там замелькали светлые точки. На расстоянии не более одного кабельтова от него тоже вдруг замигали такие же огоньки, и в какой-то момент можно было подумать, будто только что исчезнувшие с неба звезды внезапно проснулись в море, куда случайно упали, объятые сном.
Вскоре на фрегате — так же, как и на пяти других кораблях, — послышалось громкое лязганье цепей и блоков, топот ног, перебранки, грубая ругань, оскорбления, и все это прерывалось краткими приказаниями.
Делались последние приготовления, заряжали последние пушки. Монах спал на мотке каната, от которого пахло смолой и который был похож на свернувшуюся змею. Лефор рядом с кавалером де Граммоном, разодетым в нарядные шелка и в большой шляпе с перьями, вокруг которой утренний бриз развевал многоцветные ленты, следил за отплытием судна.
Солнце едва начало появляться из-за моря, когда послышался стук якорной цепи о стенки клюза. К тому времени фрегат уже поднял все паруса. Должно быть, его можно было заметить в море издалека, ибо в результате какого-то повреждения один из больших парусов заменили ярко-алым латинским парусом, отчего он походил на какую-то экзотическую островную птицу, случайно затерявшуюся в стае чаек.
Фрегат покачнулся, повернулся другим бортом и пошел по ветру. Казалось, он вот-вот взмоет ввысь и на зыбких волнах понесется к горизонту, откуда медленно выплывал бледный диск солнца. Однако «Задорный», флагманский фрегат, которым командовал лейтенант Лавернад, внезапно преградив ему путь, вырвался вперед с такой скоростью и грацией, что даже сам кавалер не смог сдержать возгласа восхищения.
Не прошло и нескольких минут, как «Встречный ветер» уже шел в кильватере «Задорного», от которого не должен был отставать вплоть до самого Сен-Пьера, четыре же остальных судна разного водоизмещения выстроились цепочкой вслед за фрегатом кавалера.
Было условлено, что лейтенант Лавернад будет каждые два часа подавать сигналы, дабы удостовериться, все ли в порядке на фрегате. Тут же, без всякого промедления, он получил утвердительный ответ, плавание и вправду, судя по всему, обещало пройти без сучка без задоринки.
Второй завтрак ровно в полдень был подан прямо на палубе, как и обычно, когда «Встречный ветер» находился в море. Наскоро покончив с трапезой, люди, которые в тот момент не были заняты какими-либо работами, собрались на корме выкурить по трубке, во время плавания это было единственное место, где разрешалось курить, не рискуя при этом своей головой. Лефор подумал, что теперь вполне может пойти и спокойно вздремнуть. Все шло хорошо. Он сиял от счастья. Вряд ли во всех тропиках можно было бы отыскать в тот момент человека, который был бы счастливей И довольней, чем он.
Когда он уже подошел к трапу, чтобы спуститься в отведенную ему тесную каюту, он увидел, как на мостике появилась красотка Пинар, через плечо у нее висел какой-то весьма необычной формы музыкальный инструмент с четырьмя струнами. Она извлекала из него душераздирающие звуки, пронзающие сердце. Он заметил, что девушка тоже рассталась со своим праздничным нарядом. Теперь на ней было платье, которое напоминало прежнее лишь тем, что тоже держалось на плечах с помощью узеньких бретелек и было таким тесным, ткань так плотно облегала фигуру, любую округлость, выпуклость и даже малейшую впадинку на ее теле, что она казалась совершенно обнаженной.
«Голая, как задница у бабуина», — пронеслось в голове бывшего пирата…
Однако это платье, коротенькое и с разрезами, открывало взорам не только розовые чулки Пинар, но и подвязки с сиреневыми и красными цветочками, а также полоски красующейся поверх чулок атласной кожи, которая белизной могла сравниться разве что с крылом чайки.
Пилар поднялась по ступенькам, ведущим на верхний мостик, соблазнительно отставив бедро, будто ей мешал идти висящий через плечо инструмент, и то и дело бросая по сторонам многообещающие взгляды, которые бы наверняка заставили сгорать от ревности благородного кавалера, не лежи он сейчас в гамаке, погруженный в послеполуденную сиесту.
Не успела она подняться на верхний мостик, как все не занятые делом матросы, позабыв о своих трубках, тут же расселись вокруг деревянных перил, являя собою зрелище ночной любовной серенады, только наоборот, со слушателями внизу и певицею на балконе.
Пинар улыбнулась, явно польщенная таким вниманием. Она извлекла из своего инструмента несколько резких, звенящих нот, потом, вложив в пальцы побольше силы, заиграла громче и закружилась в танце. Она извивалась, словно змея, и все тело ее изгибалось с такой легкостью и плавностью, что казалось, оно было вовсе без костей.
Поначалу бывший пират думал, что девушка испанских кровей и не говорит по-французски, ведь до сих пор она только смеялась. Однако вскоре он понял, что ошибся, и потом все больше и больше убеждался, что она отнюдь не была добычей, захваченной вместе с прочими трофеями, а скорее всего, успела уже побывать на многих кораблях, как французских, так и английских, ибо сперва напевала какой-то корнуэльский мотив, а потом сразу же перешла на одну из тех незатейливых песенок, что звучали во всех уголках Антильских островов:
Когда с дружком любезным жду я встречи, Ни в чем не стану я ему перечить. Ах, насладимся мы любовью так и сяк, Ведь ублажить мужчину не пустяк… Поверьте, круглой дурой надо быть, Чтоб не заставить белого платить.Веселая команда хором повторяла последнюю фразу, будто издеваясь над самими собой, ведь среди них не было ни единого человека, кто бы, плавая по тропикам, хоть раз, на одном из островов Карибского архипелага, не оказался бы жертвой какой-нибудь креолки — то есть вовсе не обязательно цветной, но непременно женщины, рожденной в колонии, — ибо, как признавал в своих рапортах даже сам командор, «они зажигаются точно порох, неудержимы в сладострастье и наделены любовным магнетизмом».