Мари Галант. Книга 2
Шрифт:
– Лефор! Капитан Лефор!
Ив бросил на него тревожный взгляд, опасаясь за его рассудок. Однако Лавале продолжал:
– Боже милостивый! Капитан! Бегите! Скорее бегите отсюда! Вы не знаете, что тут у нас делается! Иначе вы не приехали бы! За вашу голову объявлена награда! Вас приговорили к повешению!.. Госпожа Дюпарке – в тюрьме, она ничем вам не поможет… И ей тоже грозит виселица!
У Лефора затрепетали ноздри. Он переспросил:
– Ее высокопревосходительство госпожа Дюпарке
– Да, капитан. Бегите! Ах, если они узнают, что вы здесь!.. А уж когда станет известно, что я вас подпустил на расстояние выстрела и не приказал открыть огонь!.. Боже мой! Боже!
– Вы – храбрый солдат, капитан Лавале, но черт меня побери, если вы не сбрендили с ума! Прикажите своим людям разойтись, а меня пригласите к себе, так как мне не терпится узнать от вас подробности всего, что здесь произошло после моего отъезда! Ах! Тысяча чертей из преисподней! Ну, мы еще поглядим, на что способен призрак Берегового Брата Лефора!
– Послушайте! – вкрадчиво продолжал Лавале. – Вам лучше вернуться на судно. Я не могу пригласить вас к себе! Если Пленвиль об этом узнает, меня тоже повесят!
Лефор схватил Лавале за рукав и рывком заставил его повернуться лицом к морю.
– Вы видите этот корабль? – спросил он. – Это мое судно «Пресвятая Троица». На первый взгляд – ничего особенного, но приглядитесь: вы увидите, что на носу у него прямоугольный адмиральский флаг. Эту привилегию я получил от самого Людовика Четырнадцатого. Знаете, капитан, этот безобидный на вид корабль держит вас под прицелом своих тридцати двух пушек. Стоит мне подать знак, и от вашего поселка ничего не останется!
Капитану Летибудуа де Лавале казалось, что он переживает кошмар: он всплеснул руками и мысленно вознес к небу молитву.
– Итак, – продолжал Лефор, – вы проводите нас с монахом к себе. Там угостите нас лучшим ромом и предложите перекусить. За все это вы будете щедро вознаграждены, – прибавил он, поигрывая тяжелым кошельком.
– Нет, нет, денег мне не нужно, – покачал головой Лавале.
– Если вы этого не сделаете, если откажетесь нам помочь, я поступлю так, как обещал: на этом утесе домов останется не больше, чем перьев на спине у жабы!
Лавале тяжело вздохнул:
– Идемте!
Он повернулся к своим солдатам и обратился к факельщикам с приказанием разойтись по казармам.
Лефор расставил собственных стражников на Оружейной площади, вокруг дома Лавале и в сопровождении монаха вошел в дом к капитану.
Госпожа де Лавале, смертельно побледнев, наблюдала за их приближением. Она долго смотрела в серые глаза Лефора. Ей самой было слегка за сорок лет, и ее лицо успело увянуть под жарким тропическим солнцем, но она была нежна и элегантна в своем скромном платье.
После подробного осмотра, которому она подвергла Лефора, она сказала:
– Добро пожаловать в этот дом, капитан. На нашем острове о вас говорили много плохого, но люди, которые это говорили, не дорого стоят, вот почему я доверяю вам!
– Приготовьте, мадам, закусить нашим гостям, – попросил Лавале, приглашая Лефора и отца Фовеля присесть.
Флибустьер увидел малыша, игравшего на полу старой кожаной портупеей. Лефор погладил его по головке и спросил:
– Не это ли крестник генерала Дюпарке?
– Так точно! – подтвердил Лавале. Любитель приключений покачал головой и ничего не сказал.
Капитан ополчения ушел за бокалами и бутылкой рома. Он наполнил три бокала и, по обычаю, выпил первым. Гости последовали его примеру.
Затем Лефор кашлянул и спросил:
– Вы сказали, что ее превосходительство госпожа Дюпарке – в тюрьме. В чем ее обвиняют?
– В намерении продать Мартинику англичанам. А с этой целью она вступила в отношения с шотландским дворянином…
– С шевалье де Мобре?
– Так действительно зовут этого иностранца.
– Мобре был ее любовником?
Лавале смущенно кивнул.
– А что капитан Байярдель? – продолжал Лефор.
– Тоже в заточении. Он заключен в форте, тогда как госпожа Дюпарке – пленница на складе в Ле-Прешере.
– Чем объяснить такое различие?
– Не знаю. Возможно, Пленвиль опасается, что в Сен-Пьере у ее высокопревосходительства осталось больше верных друзей, чем в другом месте.
– В чем обвиняют Байярделя?
Лавале смутился.
– Говорите, говорите! – приказал Лефор. – Вы же понимаете, что я о многом и сам догадываюсь! Говорите и ничего не бойтесь! Я здесь для того, чтобы вас выслушать и обо всем узнать!
– Байярделя обвиняют в предательстве и сношениях с вами, в то время как ему было поручено схватить вас и доставить в Сен-Пьер, где вас ожидала виселица.
– Знаю! Байярделя засадили в тюрьму, потому что он сражался с флибустьерами, а те оставили его, как соотечественника, в живых.
– Я лишь повторяю то, что говорят все, капитан.
– Ну что же, дорогой Лавале! – взревел Лефор так, что бокалы зазвенели, а бутылка затряслась на столе. – Клянусь Богом и всеми чертями, а также головой этого малыша, крестника самого дорогого для меня человека, что нынче же вечером Байярдель будет освобожден!
Он с такой силой хватил кулаком по столу, что тот заскрипел. Госпожа де Лавале в страхе прибежала на шум и, увидев, что флибустьер покраснел, все его мышцы напряглись, а вены на шее вздулись от злости, упала на колени и молитвенно сложила на груди руки.