Мари из Порт-ан-Бессена
Шрифт:
— Мари…
— Что — Мари? Прежде всего, я не хочу, чтобы ты приходил в кафе, понял?
— А если я не хочу, чтобы ты туда возвращалась? — осмелился он выдавить из себя.
— Уж лучше помалкивай! То, что я делаю, тебя не касается…
— Мари!
— Мари! Мари! Мари! Многого ты добьешься, повторяя мое имя хоть сотню раз!
Он стоял совсем рядом с ней, но не решался до нее дотронуться. Вообще-то говоря, ничего не произошло, но теперь казалось невозможным, что она снова позволит ему сжать свою шершавую ладошку в его руке, прижаться губами к ее дышащей теплом шее.
— Мне так плохо… — униженно бормотал он.
— Ты просто мальчишка, вот кто ты!
— Вспомни, Мари…
— Только потому, что мы пять или шесть раз обнимались в темноте, ты уже вообразил себе…
— Я люблю тебя!
Он понизил голос, сам взволнованный этим словом, а она, пожав плечами и глядя с беспокойством в сторону кафе, бросила:
— Дурачок ты, вот что!
— Но ты тоже мне говорила, что любишь меня…
— Ну, только потому, что когда-то так говорят молодым людям…
Несмотря на головокружение, он продолжал:
— Так ты любишь другого, верно? Ты влюблена в этого человека…
— Замолчи, Марсель… Я должна вернуться, иначе меня пойдут искать…
Обещай оставить меня в покое…
— Признайся, ты его любишь…
— Я уже сказала, что ты дурачок!..
— Признайся…
Она как чувствовала, что ей больше нельзя задерживаться. Не уйдя минутой раньше, она была вынуждена остаться, потому что послышался шум тяжелых железных зубьев моста, который начали разводить. Короткий гудок сирены донесся из глубины бухты, подобно зову какого-то животного в ночи. Черная масса судна с зеленым и красным огоньками, которые, казалось, скользят по стенам домов на набережной, задвигались в ночи.
— Этого еще не хватало! — произнесла она.
К тому же дверь напротив стала открываться! Кто-то вышел из кафе, и можно было различить красный кончик кареты. Это вышел Шателар, он поеживался от холода, но, вероятно, высматривал Мари и должен был заметить край белого передника, выглядывавшего из-под пальто!
Рыболовное судно приближалось. Жалобным голосом Марсель снова принялся за свое:
— Послушай, Мари…
— Ничего не хочу слушать!..
— Я сам не знаю, на что я способен… Ты должна пройти со мной… Мы уедем вдвоем…
Совершенно спокойно, глядя ему в глаза, она спросила:
— Ты совсем рехнулся, да?
Проходя между каменными стенами, судно увеличивалось на глазах, направляясь к фарватеру; там виднелись лишь две светящиеся точки. Мост бесшумно встал на свое место.
— Мари!..
Шателар на другой стороне постоял еще с минуту у порога, возвратился в кафе и закрыл дверь. Теперь — уже Мари ступила на порог, ни разу не обернувшись. Она потянула за дверную ручку и оказалась внутри, в табачном дыму, тепле, шуме, круговерти.
Она принесла с собой немного уличного холода, и мужчины глазели на нее, но Мари приняла безразличный вид; со спокойным лицом, но запыхавшись, она прошла повесить на крючок пальто. Из-за короткой пробежки ее сердце стучало.
Тряпкой она вытерла какой-то стол, не более грязный, чем прочие, а ее взгляд все это время искал Шателара, которого не было видно. Словно желая ответить на этот взгляд, он позвал из соседней комнаты, постукивая монетой по блюдцу, и Мари подошла к хозяину:
— Вы приготовили счет?
Позади стойки, за выставленными на полке бутылками, висело плохонькое зеркало, серое и кривое, и Мари, бросив в него взгляд, увидела вытянутое бледное лицо, пряди волос, спадавшие на него, сбившийся набок белый воротничок. Она даже не попыталась его поправить, но по ее лицу скользнуло что-то вроде улыбки.
— Сорок два франка пятьдесят сантимов в полдень…
Семнадцать франков за выпивку… Сорок шесть за ужин — рыбаки никогда не заходили во вторую комнату, предназначенную для постояльцев. Середину ее занимала голубая фаянсовая печь, и Доршен вытянул обутые в сапоги ноги к огню.
Шателар же стоял со странной и не очень искренней улыбкой на губах. Может быть, и Мари в этот момент была искренна не больше него? Она с какой-то поспешностью положила счет, держась на расстоянии от Шателара.
— У вас нет мелочи?
Он послал ее разменять деньги. Это удивило ее; она предполагала, что он ей что-нибудь скажет. Она снова окунулась в табачный дым соседней комнаты, где старший Вио болтал без передышки, пересчитала мелочь, возвратилась и сделала вид, будто уходит, не дожидаясь чаевых.
— Вот! — спокойно произнес Шателар, протягивая десятифранковую монету.
Она взяла ее, сунула в карман передника и застыла, изо всех сил стараясь не отвести взгляда: Шателар смотрел ей прямо в глаза, и она не хотела показаться ему смущенной.
— Значит, это он?
Как бы Мари ни владела собой, она не смогла удержаться от улыбки и только усилием воли сумела стереть ее с лица.
— Кто?
— Ты не понимаешь, что я имею в виду?
— Нет!
— Ты часто встречалась с ним за таможней?
Ей хотелось, чтобы он мог видеть ее лицо. Она не опустила голову. Ее ноздри трепетали, глаза блестели.
— Каждый раз, как мне удавалось.
— Уж не он ли только что получил взбучку от своего отца?
— Может, и так… Я не обратила внимания.
Совершенно очевидно, Шателар был не в своей тарелке и чувствовал, что не очень-то достойно вести такие разговоры да и вообще быть здесь, задерживаясь из-за девчонки и парня, который был в нее влюблен. Он обиделся на Доршена, по-дурацки подмигнувшего ему, как если бы речь шла совсем о других вещах.