Мариам. Талант соединенный с мужеством
Шрифт:
Авторитет медицинского работника складывается из многих факторов, характеризующих личность.
Это и моральный облик, и диапазон мышления, и внешность, и культура речи, то есть слово. Слово и лечит, и ранит. Корифей отечественной невропатологии В.М. Бехтерев говорил: «Если больному после разговора с врачом не стало легче – это не врач».
В наш век цивилизации и стремительного прогресса к услугам медиков предоставлены новейшая техника, электронная диагностическая и лечебная аппаратура. Наука дошла до того, что ЭВМ может выдавать готовый диагноз. Но машина, какая бы она ни была, никогда не заменит живого слова участия, утешения, слова, облегчающего страдания и вселяющего надежду. Мудрость, гласящая, что практика без теории слепа, а теория без практики мертва, наверное, больше всего относится к медицинской науке, пришедшей от колдовства и знахарства к удивительным современным достижениям. Выдающиеся деятели отечественной медицины были, есть и будут. А сколько безымянных, каждодневно совершающих дела, граничащие с подвигом!
Боль и радость
Марлен Крюков, корреспондент газеты «Правда»,
Заслуженный работник культуры РСФСР – России (1981), лауреат премии Союза журналистов СССР (1984)
Она уже на пенсии, но мы, её давние знакомые, сколько бы нам лет ни было, зовём её просто Марьям. Так уж принято на Кавказе – звать по имени.
А она, наша Марьям, родом из Дагестана. По национальности лачка. Есть такая народность в том многонациональном горном крае.
Марьям и внешностью, и характером истинная горянка – яркая, импульсивная.
Марьям Ибрагимова – врач. Она долго заведовала отделением в Кисловодском санатории «Десять лет Октября».
Но не только врач. По-прежнему много времени занимает у Марьям писательская работа. Она автор многих романов, нескольких повестей и поэтических книжек.
Если доводится быть в Кисловодске, я обязательно захожу к Ибрагимовой. Так было и на этот раз. Обычно тем для разговора с Марьям искать не надо. Когда человеку до всего есть дело, они обступают со всех сторон. Но больше всего она была взволнована одним: почему стали ссориться люди разных национальностей?
И где? У нас в стране, где мы жили как добрые соседи. Где дружба народов не пустой звук. Она скреплена кровью, куском хлеба, разделённым пополам.
– Прошедшая зима душу мне перевернула, – рассказывала Марьям. – В наш санаторий привезли детей из Армении после землетрясения. Выносили из автобусов и несли на руках в палаты замученных малышей, вели тех, кто постарше.
Теперь я многих знаю. Часто туда приходила, хотя на пенсии. Ноги сами несли.
Валентина Барсегян приехала из Спитака с четырьмя детьми. Трое своих, четвёртый – осиротевший племянник. Её девятилетнюю дочь Аннуш привезли с переломом позвоночника. Когда началось землетрясение, в школе шли уроки. Из тридцати шести учеников класса, где училась Аннуш, в живых осталось только пятеро. Аннуш спасло то, что она быстро залезла под парту.
Поплакала я вместе с бабушкой Мелконян из Ленинакана. Она меня с тоской спрашивала: «Моя невестка молодая, красивая, погибла, а я, старая, осталась жива – зачем?» Говорила ей, что жить надо ради внуков. А их у неё двое.
Сколько горя, сколько горя… Кажется, ничто уже не заставит этих людей чему-то радоваться. А ведь понемногу оттаивать стали. Сердцами их обогрели. Добрыми руками. Не только сотрудники нашего санатория. Вся страна обогревает. Армения не могла этого не почувствовать.
И ещё я подумала вот о чём. Санаторий «Десять лет Октября» – ведомственный, партийный. И вдвойне приятно, что именно здесь эти люди нашли приют. Приехали в основном армяне. А кто заботится о них?
Не хватит пальцев на обеих руках, чтобы перечислить их национальности.
И, знаете, наверное, не случайно в эти дни я часто вспоминала войну, сорок второй год.
Не всё, оказывается, я знал в биографии Ибрагимовой. Марьям дала мне просмотреть старую папку с фотографиями, вперемежку с деловыми бумажками, письмами.
На одном пожелтевшем листке читаю маленький текст: «Назначить директором дома инвалидов Отечественной войны Ибрагимову Марьям Ибрагимовну. 1942 г. Буйнакск».
Мне доводилось бывать в этом городе. Дорога туда из столицы Дагестана всё время в гору. Значит, в годы войны там находился дом инвалидов? И Марьям Ибрагимова там директорствовала? Ведь была тогда совсем девчонкой!
– Представьте, как всё было, – сказала Ибрагимова. – Вызвали в горком партии и велели: «Марьям, разворачивай дом инвалидов». Я стала было отнекиваться. Говорю, рано мне директором. Окончила только медицинское училище, а мединститут бросила, не до этого – война.
«Вот-вот, – отвечают, – потому что война, ты и будешь директором. Для израненных и покалеченных людей девушка-директор – самая подходящая кандидатура. Им сейчас тепло нужно, внимание. Ты им сестрой и матерью должна стать. А в остальном поможем».
Сестрой и матерью…
Они стали поступать в дом инвалидов очень скоро. Смотрела на них Марьям и украдкой плакала от жалости к этим молодым ребятам, совсем ещё мальчишкам.
Хорошо, если уцелела одна рука, а были и без рук.
Хорошо, если мог удержаться на одной ноге, иногда не было обеих.
Были оглохшие, плохо видевшие и совсем слепые. Замкнутые, ушедшие в себя, а то и громкие, бушующие в минуты отчаяния.
Не пугалась Марьям. Бросалась успокаивать. Видела перекошенное в страдании лицо, прижимала его к груди. Слова находились сами собой. Что-то шептала, шептала, шептала. Пока не переставали у кричащего вздрагивать плечи. Пока не затихал.
Как уберечь их от этого отчаяния? Как им внушить, что они ещё кому-то нужны? Это было самым трудным.
Однажды, рассказывала дальше Марьям, в дом инвалидов приехала ослепительной красоты девушка с отцом. Приехала невеста к нашему Михаилу. У него не было руки и не видел один глаз. Красный рубец пересекал высокий лоб.
При всех, никого не стесняясь, девушка подошла к Михаилу, обняла, долго целовала его и приговаривала: «Как ты мог, как ты мог не поверить…»
Михаил уехал из дома инвалидов вместе со своей невестой и её отцом. Долго прощался. Провожать их вышли все, кто мог ходить. Кто не мог, тех поднесли к окнам, чтобы видели.
А на другой день только случай помог избежать беды. Вбежал к Марьям Семён. Глухонемой завхоз из своих же инвалидов. Тоже верный помощник. Добродушный, огромного роста украинец.