Мариам. Талант соединенный с мужеством
Шрифт:
Рассказывает Мариам Ибрагимова
Помню весну 1933-го… Правительство республики направило в города и районы активистов, которые набирали молодёжь в открывающиеся высшие и средние специальные учебные заведения.
Мне было пятнадцать лет, и мать отпустила меня на учёбу в Махачкалу. Я была круглой отличницей и в том же году осенью стала студенткой медицинского техникума. Со мной на курсе учились в основном девушки-горянки из всех районов и городов Дагестана.
Жизнь в городе и учёба не изменили моего беспокойного характера, я была зачинщицей всех крупных дел.
Ко времени окончания техникума нас стали распределять по городам и районам. Меня как фельдшера и акушерку направляли в отдалённый Кулинский район, я подняла такой шум, что сбежались все преподаватели и студенты.
– Нечестно! Двоечников, которым натянули тройки, в городе оставляете, а меня – отличницу – к чёрту на кулички!
В кругу студентов
Когда я немного успокоилась, меня стали убеждать, что комиссия решила правильно. Нельзя, мол, посылать плохих студентов на самостоятельную работу – они по своему невежеству могут нанести больным больше вреда, нежели пользы. Поэтому должны работать под надзором опытных врачей. А на ответственные участки нужно ставить способных, мыслящих, смелых людей. «Так что, сударыня, вам оказано доверие, честь».
Высокогорный Кулинский район, объединённый с Лакским, имел в своём составе ряд мелких аулов. До меня медицинский пункт возглавлял старый ветеринар-фельдшер, умудрённый знаниями и опытом, он пользовался большим уважением кулинцев. Фельдшерский пункт был прилично по тому времени оборудован и оснащён. Кое-какие медикаменты привезла из районной аптеки.
Через несколько дней ко мне явился посыльный из селения Чара. На вопрос, кто и чем болен, последовал обычный ответ: «Мужчина, болит живот». Взяв болеутоляющее, я отправилась в дорогу. Человека я спасла.
Первые пациенты – первый успех. Мне удалось поставить на ноги несколько чабанов. Слух обо мне как о «дохтуре» вмиг разнёсся по всем селениям. Откуда-то появились люди. Меня начали приглашать в дома к тяжелобольным – это были в основном мужчины, вернувшиеся с зимовий.
Поздняя осень 1942-го… День и ночь прибывают эшелоны с ранеными. Мы их встречали на вокзале.
Однажды вечером, уставшая, голодная, озябшая, я возвращалась с работы с дезинсекционного пункта. Меня пригласили в горком партии.
– Появилась необходимость срочно открыть дом для инвалидов войны. Директором предлагаем тебя.
– На такую работу нужно ставить крепкого мужика.
– Крепкие мужики в тылах не болтаются, так что давай засучивай рукава. Нам нужен прежде всего честный человек. Ведь всё создавать придётся из ничего. К тому же ты – медик. Так что получай печать, оформляй подпись в Госбанке, подбирай штат.
Те же инвалиды, которые могли что-то делать, стали штатными сотрудниками. Организовали группы по обучению швейному делу, сапожному ремеслу, специальности киномеханика. В общем, все, кроме лежачих и незрячих, были заняты делом.
Со временем у нас в доме инвалидов образовалась большая дружная семья. Все возникающие вопросы решались сообща. Ни один из инвалидов никогда не позволил непочтительного отношения к нам.
Когда я заболела воспалением лёгких и слегла, ко мне явилась группа посланцев – принесли масло, сахар, крупы.
– А вот этого делать не надо, унесите обратно, – попросила я.
– Мы сделали это, зная, что вы никогда ничего со склада не берёте, на кухню с чёрного хода не заходите, а если и едите, то вместе с нами и из общего котла…
Этот случай лишний раз убедил меня в том, что люди всё видят и всё слышат. От их глаз и ушей никуда не деться, и никто так справедливо не рассудит и не оценит, как народ.
Новый 1943 год встречали вместе.
– За победу! За нашу Родину! Смерть фашистам! – раздавались возгласы.
К великому моему удивлению, никто не произнёс здравицы за Сталина. И это в то время, когда все успехи советских войск на всех фронтах и в тылах связывались с его именем и на страницах периодической печати, и в передачах радио.
В те годы о нормированном рабочем дне никто не говорил. Работали столько, сколько могли, вернее, насколько хватало сил. Дому инвалидов по штату не был положен фельдшер. У некоторых кровоточили и гноились раны, вскрылись костные свищи. Случались простудные заболевания, сопровождавшиеся подъёмом температуры. Не посылать же их в больницу и амбулаторию, и без того перегруженные! Приходилось самой и лечить, и делать перевязки.
К осени 1943-го некоторые из студентов, прервавших учёбу в медицинском институте, вернулись к занятиям. Продолжить учёбу уговорили и меня.
Училась я с удовольствием, мне было всё интересно. Опережая время, скажу: когда я получила диплом с отличием, мне предложили остаться на кафедре. Декан Анатолий Викторович Россов сказал мне, что мой удел – наука. Был уверен, что через несколько лет я сумею защитить кандидатскую, а там и докторскую. Но я уже была замужем и должна была уехать по месту работы мужа – на Ставрополье.
Уже работая в Кисловодском санатории «Десять лет Октября», увлеклась научной деятельностью. Известно, что на наше здоровье влияют перемены сезонов. Всё живое на земле – от начала возникновения и до конца существования – пребывает в состоянии непрерывно-подвижного равновесия. Я решила доказать, что на организм воздействуют не только атмосфера, температура, влажность, давление, но и солнечная радиация, атмосферное электричество, напряжение магнитных полюсов. Свои исследования применяла на практике в санатории «Десять лет Октября», в котором отработала тридцать лет.