Марина и цыган
Шрифт:
Потом мы стали разыгрывать фанты. Димка был «зеркалом» и Садовник за его спиной, держа какую-нибудь вещицу на весу, вопрошал: «Что этому фанту сделать?» Я не напрасно ждала со стороны Феди подвоха. Когда очередь дошла до наших с Вадимом вещей, он поднял их с земли одновременно: «Что эти фантам сделать?» Немного подумав, мой сосед ответил: «Пойти прогуляться!» Но едва я потребовала у Садовника назад свою обувь, как вмешалась Зинка, заявившая, что сейчас должна быть её очередь, а Федя с Димкой – мухлёвщики! Так как она была настроена весьма воинственно,
Как раз в этот момент Федя уже во второй раз взял в руки мою злополучную босоножку:
– Что этому фанту сделать?
– Пригласить кого-нибудь на танец!
Недолго думая, я подошла к Женьке, который включил свой магнитофон и под звуки вальса мы с ним закружились по поляне. Склонившись к моему уху, дядька со смешком стал нашёптывать мне, кто и как реагирует на наш танец. Но вдруг Женька снова сделался серьёзным:
– А ты знаешь, Марина, ведь мне сейчас многие завидуют!
Я улыбнулась ему в ответ:
– Вряд ли…
Дядька вздохнул и больше не пытался говорить на эту тему. Мой фант разыгрывался последним и как только Женька отвёл меня на место, мы стали играть в «Садовника» во второй, а потом и в третий раз. Вадим выбирал только белые цветы. После ромашки он стал калом, а затем – жасмином. Я же – гвоздикой, а после – маком. Так что Димка даже заметил:
– Что это Марина всё время красные цветы выбирает?
– Потому что сама красивая! – неожиданно ответил за меня Синеглазый.
Под влиянием его слов мои щёки и впрямь, как говорят поэты, уподобились розам и гвоздикам. К счастью, я вовремя нашлась и поблагодарила Вадима за комплимент.
– Это не комплимент! – возразил тот, окинув всех вызывающим взглядом.
После третьего раза Чижевский предложил сыграть в «Кис-мяу» и все с воодушевлением его поддержали. Но я прикинулась, будто не знаю, что это за игра и выговорила себе право не принимать в ней участие, пока не разберусь в правилах. Вадим тоже отказался играть. Как и следовало ожидать, самым популярным цветом был красный. По ходу действия парочки то и дело вставали с места и уходили целоваться за кусты. Тем временем Синеглазый спросил у меня:
– Разве в твоём городе эта игра не пользуется популярностью среди молодёжи?
– Пользуется, - ответила я, возвратив ему улыбку, - но я последний раз играла в неё в далёком детстве и уже успела позабыть правила.
Затем, бросив на него лукавый взгляд, в свой черёд, поинтересовалась:
– А ты почему не играешь?
– Потому что не хочу, - уклончиво произнёс Вадим.
Внезапно Димка, который ревниво прислушивался к нашему разговору, обратился ко мне:
– Ну, как, Марина, ты уже разобралась в правилах?
Заметив, что остальные тоже вопросительно смотрят на
– Ладно, рискну.
Вадим тоже изъявил желание поиграть и деревенские приветствовали нас радостными возгласами, словно только того и ждали. Игра была в самом разгаре, когда выпало водить Чижевскому. Не успела я опомниться, как Синеглазый, едва Юрка указал на меня, воскликнул:
– Мяу!
– Какой цвет? – наигранно-равнодушным тоном осведомился Чижевский.
Все замерли в ожидании, что ответит Вадим. Только я не сомневалась в его ответе:
– Красный!
Пожалуй, не хватит никаких эпитетов описать, как изменились лица присутствующих под воздействием одного только его слова.
– С Мариной! – не глядя на меня, произнёс Чижевский.
Я не стала препираться с ним и молча поднялась со скамьи. При этом Женька вопросительно посмотрел на меня, словно желая вмешаться. Успокоив его взглядом, я затем покосилась на Юрку, который поспешил спрятаться за чью-то спину. Мне не осталось ничего другого, как направиться в сторону кустов, за которыми обычно исчезали парочки. Вадим шёл следом за мной. Нас провожало всеобщее гробовое молчание. Однако, едва мы скрылись из вида, как на скамейке сразу заспорили. Слышно было, в основном, Димку, нападавшего на Чижевского, и дядьку, успокаивавшего их обоих.
Резко остановившись, я повернулась к Вадиму, едва не налетевшему на меня сзади:
– Что же ты меня не целуешь?
От неожиданности парень вздрогнул. Затем, помедлив, наклонился, пытаясь рассмотреть в темноте моё лицо. Наверно, его остановило презрительное выражение моих глаз. Немного выждав, я спокойно обошла Вадима и вернулась назад. Синеглазый подошёл через минуту и сел на скамью, ни на кого не глядя. Больше красный цвет не выпадал мне до конца игры. Вскоре дядька сказал, что уже поздно и нам пора домой.
– Обязательно приходи завтра, Марина! – такими словами простились со мной деревенские.
Пообещав придти, я взяла Женьку под руку, так как нам предстояло добираться домой по тёмной улице. Некоторое время мы шли молча. Наконец, дядька не выдержал:
– Что ты думаешь о Вадиме?
Мне не хотелось разговаривать, но Женька ждал моего ответа и я нехотя произнесла:
– К сожалению, я его ещё плохо знаю.
– Но какое-то мнение о нём у тебя уже сложилось? – раздражённым тоном продолжал настаивать дядька.
Не успела я ничего ответить, как он вдруг остановился и стал пристально всматриваться в ближайший куст.
– Что случилось? – удивлённо поинтересовалась я.
– Ничего, показалось! – отрывисто бросил Женька и решительно потянул меня вперёд.
Пройдя несколько шагов, он возобновил прерванный разговор:
– Вадим – мой друг и я не могу сказать о нём ничего плохого, но..., - тут дядька попытался заглянуть мне в глаза, - я не советую тебе оставаться с ним наедине!
Невольно улыбнувшись про себя, я спросила вслух голосом примерной ученицы: