Марина Мнишек
Шрифт:
В Калуге в этот момент встретились двоюродные братья бояре Трубецкие, один из них – князь Юрий Никитич представлял столичную Боярскую думу и должен был привести город к присяге королевичу Владиславу, другой – князь Дмитрий Тимофеевич стоял во главе бывшей «воровской» Думы и не определившихся русских сторонников самозванца. Боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой в итоге вынудил своего братца бежать из города «к Москве» и встал во главе объединенных калужских сил.
Казачий предводитель Иван Мартынович Заруцкий ушел со своими донцами в Тулу тогда, когда в Калуге еще не сделали окончательного выбора, кому присягать после смерти «царя Дмитрия». Раскол в войске самозванца привел к тому, что сторонникам королевича Владислава и сына Марины Мнишек было опасно находиться рядом. Скорее всего, Заруцкий и намеревался избежать возможных конфликтов. Если верно, что Марина Мнишек с сыном находилась под охраной казаков, то она тоже должна была уехать из присягавшей королевичу Владиславу Калуги в Тулу. А. Гиршберг ссылался на некое известие, полученное в королевском лагере под Смоленском, что прибыл тогда «Ляпунов с несколькими сотнями человек в Калугу и взял к себе этого царевича (сына Марины. – В. К.)» [433] .
433
[432]Гиршберг А. Марина Мнишек С 337.
Первоначальный сбор сил, шедших на Москву из Рязани с Прокофием Ляпуновым, был назначен в Коломне. Боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой из Калуги и Иван Заруцкий из Тулы должны были сначала идти на Серпухов, а оттуда – на Москву. Но из «Нового летописца» известно, что Марина Мнишек оказалась в Коломне. Об этом же писал и автор «Пискаревского летописца»: «И она с малым пожила немного в Колуге, и перевели ея на Коломну воевода князь Дмитрей Трубецкой, да Ивашка Заруцкой, да Прокопей Ляпунов, по казачему воровскому умышленью» [434] .
434
[433]ААЭ Т 2 № 182 С 312, ПСРЛ Т 34 С 216.
Когда и почему Марина Мнишек попала в Коломну?
Для коалиции, собравшейся под знамена Первого ополчения, еще не пришло время определяться, «за кого» они.
Пока что было достаточно знать, «против кого» они выступают. Главный вопрос об избрании царя, последний раз неудачно разрешенный во время летнего кризиса 1610 года, даже не поднимался. В крестоцеловальной записи, текст которой был принят ополченцами, говорилось следующее: «Яз имярек целую сей святый и животворящий крест Господень на том, что нам за православную християнскую веру и за Московское государьство стояти и от Московского государьства не отстати, а королю и королевичу полскому и литовскому креста не целовати, и не служити и не прямити ни в чем никоторыми делы, и с городы нам за Московское государьство на полских и на литовских людей стояти за-один» [435] . О кандидатуре сына Марины Мнишек в качестве претендента на русский престол в записи не упоминалось. Если он и мог рассматриваться как будущий «царь», то разве что казаками Заруцкого, под охраной которых находились бывшая тушинская «царица» и ее сын.
435
[434]ААЭ Т 2 № 188 С 320.
По сведениям «Пискаревского летописца», Коломна стала неким удельным центром Марины Мнишек, для чего был создан царицын двор, в состав которого вошли даже русские боярыни: «А была за нею Коломна вся, а чины у ней были царьския все: бояре, и дворяне, и дети боярские, и стольники, чашники и ключники, и всякие дворовые люди. А писалася царицею ко всем бояром и воеводам. А боярыни у нея были многия от радныя, и мать Трубецкого князя Дмитрея была же» [436] . Позднее автор «Нового летописца» прямо обвинял Ивана Заруцкого в том, что его действия в пользу Марины Мнишек стали причиной конфликтов между дворянами и казаками в ополчении: «У Заруцково же с казаками бысть з бояры и з дворяны непрямая мысль: хотяху на Московское государство посадити воренка калужского, Маринкина сына; а Маринка в те поры была на Коломне» [437] . Но одним казакам нельзя было добыть царства. Поэтому, вступив в союз с дворянами и детьми боярскими и посадскими жителями из городов Московского государства, боярин Иван Мартынович Заруцкий должен был поступиться чем-то ради интересов «всей земли». Вряд ли сама Марина Мнишек желала снова оказаться в подмосковных таборах с маленьким сыном. Достаточно было того, что она сделала свой выбор, отдав своего «царевича» на воспитание москвичам, в их вере. Возвратиться в Калугу ей было тяжело по многим причинам, в том числе из-за того, что воеводам Первого ополчения окончательно не удалось договориться с гетманом Сапегой о союзе. Оставаться в Туле – значило дать основание подозревать боярина Ивана Заруцкого в действиях не в интересах «всей земли», а в пользу сына Марины Мнишек.
Коломна, находившаяся на пути из Рязани в Москву и контролировавшаяся главным воеводой Прокофием Ляпуновым, могла быть в этом случае компромиссным вариантом. Этот город одним из первых примкнул к начавшемуся движению и стал местом сбора значительной части ополчения. В середине февраля 1611 года там сидел воевода Иван Васильевич Плещеев «со многими рязанскими и коломенскими
438
[437]ААЭ Т 2 № 182 С 312.
Польско-литовский гарнизон в Москве, как и находившиеся в столице русские люди, был хорошо осведомлен о начавшемся земском движении. Одним известия о приближении рати Ляпунова давали надежду на скорую перемену установившихся порядков, другие должны были думать о том, как удержать свою власть. Усиливавшаяся вражда и подозрительность привели в конце концов к страшной трагедии – пожару Москвы, случившемуся во вторник Страстной недели, 19 марта 1611 года. Этот день памятен в русской истории еще и тем, что в ночь на 19 марта, на память мучеников Хрисанфа и Дарии, в 1584 году преставился царь Иван Грозный. Так причудливо повернулась история: спустя двадцать семь лет после смерти тирана на месте столицы оказалось пепелище, а единственной прямой связью с династией грозного царя оказался его мнимый внук Иван – сын Марины Мнишек.
Москва была сожжена поляками намеренно. Они уже готовились к осаде и решили «выкурить неприятеля огнем». Несколько тысяч мирных людей, спокойно торговавших в лавках Китай-города еще утром 19 марта, были перебиты, а Белый город и Замоскворечье выжжены несмотря на сопротивление москвичей, отчаянно сражавшихся за свои дома (в тот день в Москве был убит один из самых родовитых членов Боярской думы боярин князь Андрей Васильевич Голицын и тяжело ранен будущий освободитель Москвы стольник князь Дмитрий Михайлович Пожарский). Посад вокруг Кремля и Китай-города, где сел в осаду польско-литовский гарнизон, перестал существовать. Поляки, полагавшие, что они справились наконец-то с непокорными «москвитянами», организовали новую присягу королевичу Владиславу и заставили присягнувших «носить особые знаки – перепоясаться рушниками» [439] .
439
[438]Мархоцкий Н. История Московской войны С 89-90, Новый летописец С 108-109.
Позднее в разрядные книги была включена запись о произошедшем «московском разорении»: «И видя, что московские люди почали под Москву збиратца, и на страшной неделе во вторник Москву в Белом городе во многих местех зажгли, а роты стали по воротам и людей почали побивать, а иные грабить учали дворы, и Московское государство все выжгли, и в Китае ряды пограбили, и людей в Китае всех высекли и храмы Божии разорили; а в Кремле городе захватили патриарха Ермогена да бояр князя Федора Ивановича Мстиславского с товарыщи, а боярина княз Ондрея Васильевича Голицына убили по наученью Михаила Глебова (так уничижительно стали называть боярина М. Г. Салтыкова. – В. К.)да Федки Андронова» [440] .
440
[439]Белокуров С А Разрядные записи С 22.
Передовые отряды ополчения опоздали на несколько дней и не смогли предотвратить «разорения Московского государства», как стали называть этот пожар современники. Земские войска договорились прийти под Москву после Великого поста, а Пасха в 1611 году пришлась на 24 марта. К этому времени традиционно заканчивался зимний путь. Первая часть собранного земскими силами войска во главе с Андреем Просовецким подошла к Москве в понедельник 25 марта. На подступах к городу ополченцы еще видели всполохи страшных пожарищ. Сидевшим в Москве полякам это войско, остановившееся «за Москвой-рекой, у Симонова монастыря», казалось огромным, чуть ли не «стотысячным». На самом деле главная сила ополчения подошла под стены Белого и Каменного города еще позднее, в начале апреля 1611 года, и расположилась несколькими лагерями. По сообщению «Карамзинского хронографа», воевода Прокофий Ляпунов стоял со своим полком «с резанцы» у Яузских ворот, а воевода князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой и «Ивашка Заруцкой, а с ним атаманы и казаки, которые были у Вора в Калуге», – «подле города до Покровских ворот».
Остальные воеводы городовых отрядов попытались перекрыть основные дороги, ведущие из Москвы, встав «у Сретенских ворот», «на Трубе», «у Петровских ворот», «у Тверских ворот» [441] . С. Ф. Платонов справедливо подметил, что «земские дружины таким образом были разрознены и разделены казачьими – ошибка, которой постарались избежать вожди ополчения 1612 года, но которая имела роковое значение для ополчения 1611 года» [442] .