Мариона. Планета счастливых женщин
Шрифт:
Медведь шумно фыркал, принюхиваясь к незнакомым запахам, а потом поднялся на задние лапы и с глухим, утробным ворчанием двинулся на человека, который едва доходил ростом до груди горного исполина. Гордас успел встретить удар огромной лапы собственным клинком, и был тотчас отброшен в дальний угол пещеры.
В ушах звенел пронзительный женский крик. Располосованный медвежьими когтями бок наливался кровью, но зверь почему-то не торопился прикончить ослабевшего противника, а вместо этого с раздраженным рокотом развернулся в сторону выхода. «Ахиль…».
Зажав рану ладонью, Гордас вскочил на ноги и, нащупав под ногами нож, кинулся на спину медведя. Мужчина дважды успел вонзить оружие в холку и снова рухнул навзничь, сброшенный разъяренным животным, от злобного рыка которого, казалось, сотрясаются стены грота.
Придя в себя, первое, на что обратил внимание Гордас, была мертвая тишина, царившая вокруг, а потом ее нарушил слабый человеческий стон. Раздирая кожу на взмокших ладонях, ломая ногти, курсант пытался сдвинуть огромную тушу медведя с тела Ахиль. Девушка еще дышала, но из горла ее ручьем текла алая струя крови — жизнь стремительно покидала кочевницу.
Колени Гордаса промокли также и от медвежьей крови, скорее всего зверь получил смертельный удар именно от копья Ахиль — медведь напоролся на него, стараясь подмять под себя невзрачного соперника. Копье вонзилось прямо в живот зверя, и оправиться от этой страшной раны хозяин пещеры уже не сумел.
Ахиль умерла, так и не произнеся ни слова укора или прощания. Все сказали ее глаза — широко распахнутые, полные непролитых слез. Держа девушку на окровавленных руках, Гордас пытался собраться с мыслями, но своды грота качались над ним, очертания бурой мохнатой туши расплывались, как будто медведь тоже пытался приподняться и выбраться наружу, вынуть из мяса обломок копья и вернуться, чтобы исцелить также и свою безвинную жертву.
«Ахиль… Ахиль… очнись… ты поила меня молоком, делила пополам свою лепешку и отдала себя всю, а что дал тебе я взамен? Только горе и смерть… Зачем я пришел в твою жизнь, Ахиль… Зачем ты отдала свою жизнь ради меня…».
Он уже потерял счет времени, он всю ночь просидел, мерно раскачиваясь над телом подруги, он даже что-то напевал, припомнив старые песни — песни из другого мира. А потом на смену пустому отчаянию пришла озлобленная жажда деятельности. С первыми лучами Антарес мужчина похоронил свою спутницу недалеко от пещеры, вырезал кусок медвежатины в дорогу и отправился дальше, вверх по тропе, в сторону розовеющего на восходе ледника.
Гордас запретил себе сожаление и страх — Гордас представлял себя таким же зверем, как оставленный в пещере хищник, недаром пара его когтей теперь были привязаны к запястью поверх рукава рядом с новым идентификационным браслетом. Мужчина внушал себе, что дух убитого чудовища пожелал поселиться в его собственном теле вместе с отметинами от лапы, и чутко прислушиваясь к молчанию снегов на очередной вершине, солдат представлял, как бы повел себя медведь в поисках добычи или нового укрытия.
Первые дни Шалок двигался медленно, с частыми остановками — слишком мучила рана и кружилась голова, но постепенно крепкий молодой организм справился со своей болью и залечил повреждения. Теплая куртка с меховым капюшоном защищала от промозглого ветра и ночного холода, и сам Гордас не обращал внимания на суровые будни, как дикий зверь привычный к жизни среди дикой природы.
После гибели Ахиль все чувства словно заледенели в мужчине, и вперед вело одно только упрямое желание миновать препятствия и вернуться домой. Зачем… Гордас уже не знал точно, но знал, что если он замерзнет в каменном ущелье, смерть девушки из степи будет напрасной жертвой, а этого он допустить не мог.
Однажды в сумраке на спину мужчине со скалы бросилась крупная кошка. Гордас почувствовал ее приближение каким-то обострившимся полузвериным чутьем и сам зарычал, прежде чем вцепиться зубами в пушистую шею — снять с пояса нож просто не хватило времени.
Куртка мужчины оказалась раскроена в лоскуты острыми, как бритва когтями, но Гордас все-таки задушил горную тварь, а потом, вскрыв ей глотку, жадно пил теплую кровь, наполняясь новыми силами, убеждая себя, что обретает еще одного незримого помощника в пути. На сей раз это был дух снежного кота… уживется ли он с медведем.
Дни сменялись темными беззвездными ночами. Огни далекой небесной Короны порой напоминали о прошлом лете, о тенистом саде возле родного дома, но вряд ли согревали уставшее тело. Там, далеко на побережье, своею неторопливой размеренной жизнью шевелился город, как стайка выброшенных из воды мерцающих рыбок.
Душу охватывала невыносимая тоска, и тогда Гордас беззвучно выл от своего одиночества, слушая, как приваливается к ноге бархатный кошачий бок и как сопит медведь, сползая с покатого склона. Гордас сходил с ума, но продолжал идти к сверкающей в полуденных лучах шапке ледника. Там ждал отец и последние сто дней испытания на Маракхе.
Глава 49. Ночь без сна
Усадьба Шалока
Я знала, что она отомстит. Я слишком дерзко с ней разговаривала, почти насмехалась. Теперь немного жалею о своем поведении перед богиней. А иногда все же думаю, что Мариона не более, чем плод моего воображения. Тогда становится совсем грустно. Что может быть хуже, чем признание собственного безумия? И кто же его подтвердит… Стараюсь вести тихую, размеренную жизнь, как должное принимаю все заботы механических помощников, убеждаю себя, что мне выпал счастливый билет.
В эти дни часто вспоминаю Зою и Лику. Очень не хватает человека, которому без утайки можно было бы открыть душу, поделиться сомнениями и тревогами. И потом… в голову лезут навязчивые картинки — Зоя избитая, замученная, Лика в рабстве у каких-то уродов, сломленная, страдающая… И ведь девчонки, возможно, меня жалеют, думают, что Сони давно нет в живых…
А я тут как сыр в масле катаюсь и опять нахожу причину для тоски и сердечной муки. Неблагодарная дрянь! Или это в крови каждого человека, искать бурю среди покоя, даже в стакане воды, отравляя жизнь тем, кто находится ближе всего, кому ты особенно дорог.
С Лоутом у меня сейчас напряженные отношения. Недавно он опять уезжал на три дня, и потом я нарочно не стала его ни о чем расспрашивать. Мы давно не спим вместе, похоже, он тоже потерял ко мне интерес, я тому даже рада. Встречаемся в столовой, обмениваемся дежурными фразами, у каждого своя жизнь. Так случается в любой семье — периоды страсти сменяются охлаждением чувств. Это нормально.
Самое главное, что мой гормональный фон не беспокоит доктора Рика, и андроид не гонит свою подопечную постигать секреты плотской любви. Или у робота сбой программы, а потому он тоже стал расхлябанно относится к своим обязанностям. Нет-нет, Рик все-таки молодец… Мои пяточки гладкие, как у младенца, личико сияет, пульс в норме, а в глазах появилась некая томная одухотворенность.