Марионетка. Книга 1
Шрифт:
Так получилось, что уже на следующее утро Матвеев оказался рядом с ее домом. Несмотря на катастрофическую нехватку времени, он решил не откладывать дела в долгий ящик, а выполнить свое обещание.
Всё получилось так, как он и предполагал. Каюмова не пустила его даже на порог. Едва поздоровавшись, она сунула ему в руки бумажный сверток, в котором лежала видеокассета, и тут же захлопнула дверь.
На кассете было снято ограбление Тяжем курьера, перевозившего деньги Самсона.
Съёмка велась из машины, двигающейся по мокрой от дождя трассе, ведущей в аэропорт. Сначала в кадре были видны джип «Гранд Чероки» и Фольксваген «Пассат». После того, как навстречу «Гранд Чероки» из машины ГИБДД выскочил милиционер и остановил его,
Матвеев трижды просмотрел этот эпизод и трижды пожалел о том, что ввязался в это дело.
«За эту пленку могут убить, – подумал он.
Потом немного подумал и добавил:
« А могут и заплатить. Тысяч примерно двадцать…»
– Тридцать! – поправила Полина.
– Тысяч тридцать, – повторил Романов.
«Матвеев серьезно задумался. И чем больше он думал над тем, как ему продать эту пленку и при этом не выдать себя, тем явственнее представлял план будущих действий.
Он взял лист бумаги и написал:
«Петракову Сергею Захаровичу – Самсону».
Если Вас интересует видеокассета, на которой снят эпизод ограбления «Фольксвагена Пассат» неким хорошо Вам известным лицом, прошу упаковать двадцать тысяч долларов…»
– Тридцать тысяч! – снова поправила Полина.
«…тридцать тысяч долларов в плотный полиэтиленовый пакет и утром второго мая на железнодорожном вокзале отдать его крайней в ряду торговке семечками для дальнейшей переадресовки мальчику в красной бейсболке. После получения мною денег, обязуюсь доставить интересующую Вас видеокассету. Аноним. P.S. В случае, если Вы станете следить за мальчиком, договор будет расторгнут в одностороннем порядке».
Матвеев вложил письмо в конверт. Заклеил его, позвонил в ресторан «Вечерние огни», узнал его адрес и отправил по нему свое послание.
Казалось, полгорода собралось праздничным утром второго мая на железнодорожном вокзале. Люди, за долгую зиму соскучившись по огородным наделам, штурмом брали пригородные электрички и поезда местного значения. Площадь перед вокзалом была забита людьми и транспортом, ежеминутно подвозящим садоводов. А немного в стороне, возле автобусной остановки, выстроившись в ряд, стояли окруженные покупателями торговки семечками. Именно к одной из них, крайней, и подошел подросток лет пятнадцати в красной бейсболке. Подождав, когда торговка рассчитается с покупателем, мальчик вежливо спросил у нее, не оставлял ли кто-нибудь для него полиэтиленовый пакет. Женщина недоверчиво осмотрела его с головы до ног и, немного подумав, вытащила из кошелки черный сверток. Поблагодарив, мальчик взял сверток, и не торопясь, направился к зданию вокзала. Войдя в него, встал в очередь, ведущую к ручной камере хранения и, терпеливо отстояв ее, сдал сверток. Потом подошел к лотку, на котором были разложены открытки с конвертами, и незаметно передал хозяину лотка квитанцию о хранении багажа. Матвеев – хозяин лотка, сразу после этого свернул торговлю. Получил в ручной камере хранения пакет с деньгами и поехал в город. На остановке бросил в почтовый ящик конверт для Самсона, в который была вложена бумажка с номером и кодом автоматической камеры хранения, где лежала интересующая его видеокассета, и отправился к Каюмовой».
Бросив быстрый взгляд на внимательно слушающую его Полину, Романов продолжил чтение.
«Несмотря на данное Головину обещание, Матвеев не стал бы связываться с этими деньгами, если бы они не предназначались Ире Каюмовой. Александру в этот момент хотелось добавить: «его Ире», но Ира давно была не его, а он много лет женатый на другой женщине уже и не мечтал о том, что когда-нибудь еще раз произнесет эти сладкие слова вслух.
Он шел по городу, неся Каюмовой в пакете тридцать тысяч долларов, и при этом испытывал те же чувства, которые в последний раз испытывал двадцать с лишним лет назад, когда, оборвав палисадник соседнего дома, спешил с букетом белых георгин на свое первое свидание. Он и сейчас спешил как на свидание. Спешил и с горечью думал о том, что на самом деле тридцать тысяч – не такие уж большие деньги, если на них нельзя купить самого необходимого, что требуется человеку – любви и утешения для одной маленькой женщины с карими глазами.
Матвеев подошел к двери, за которой жила Ира Каюмова, и, сделав несколько глубоких вдохов, позвонил.
Пока она шла, а затем долго открывала замки, в его голове рождались и умирали тысячи ласковых слов, какими он собирался через секунду осыпать ее с головы до ног, подобно тому, как двадцать с лишним лет назад осыпал ворохом белых георгин кареглазую девчонку. Ему казалось, еще мгновение, и он, не выдержав, начнет говорить через дверь… Но вот дверь отворилась, на пороге показалась Ира Каюмова, и Александр, еще секунду назад не знавший, какие слова ему выбрать из множества самых красивых и нежных слов, внезапно забыл их. Все, до одного… Он смотрел на нее, беспомощно шевеля губами, и молчал.
Увидев состояние Матвеева, Ирина отошла в сторону.
– Ну, проходи, раз пришел. – Она сказала это так, как будто оказывала ему одолжение.
Александр проглотил комок в горле и, по–прежнему оставаясь за порогом, медленно покачал головой.
А потом, вспомнив о цели своего визита, протянул сверток.
– Это тебе… От Юры… Юра просил передать тебе это.
Ирина раскрыла пакет и, увидев его содержимое, вопросительно посмотрела на Матвеева.
– Здесь тридцать тысяч, – сказал тот. – Все они твои.
С этими словами он развернулся и, больше ничего не говоря, выбежал из подъезда.
Оказавшись на улице, Матвеев глубоко вздохнул. Немного успокоившись, обругал себя за то, что поддался настроению и снова, чуть было не совершил большую глупость, попытавшись еще раз войти в одну и ту же реку.
«Не возвращайтесь к былым возлюбленным, былых возлюбленных на свете нет. Есть дубликаты…»
Всю дорогу до дома он утешал себя строчками из Андрея Вознесенского, и в который раз мысленно просил прощения у некогда брошенной им Иры Каюмовой. Ему хотелось добавить: «его Иры», но Ира по-прежнему была не его, а он ничего другого, кроме возможности хоть иногда произносить эти сладкие слова вслух, уже не хотел.
Придя домой, Матвеев долго с открытыми глазами лежал на диване и слушал то, как его маленький сын, переставляя на ковре оловянные фигурки солдат, бубнил придуманную им самим историю противоборства двух сказочных властителей.
– Послушай, – перебил его Александр. – Как ты думаешь, кто, по-твоему, сильнее? Старый, умный, много отсидевший… то есть, много повидавший закаленный в боях король или молодой, менее опытный, зато более кровожадный и беспринципный его сосед королевич?
Мальчик немного подумал и спросил:
– А что, король намного старше королевича?
– Намного. Лет примерно на двадцать.
Мальчик опять немного подумал и сказал, что, по его мнению, из двоих сильнее тот, кто нападет на своего противника первым.
Давно оставивший все попытки логически разобраться в умозаключения сына, Матвеев не стал допытываться, на чем основывается его решение, тем более, что и этот и большинство других выводов ребенка чаще всего совпадали с его собственными.
Часы пробили девять раз.
Сын ушел в свою комнату готовить уроки, а Матвеев, оставшись в одиночестве, натянул на плечи махровый плед, зевнул и повернулся лицом к стене».