Марий и Сулла. Книга вторая
Шрифт:
Всю ночь он не спал. Светильни горели, разгоняя мрак, которого он теперь не выносил.
Бессонница стала ужасом. С вечера он приказывал приносить в кубикулюм амфору с вином и ночью пил, чтобы скорее заснуть. Это вошло в привычку.
По утрам он отправлялся к Цинне. Прежде всего ему хотелось обеспечить городской и деревенский плебс, сделать его существование безбедным, создать когорты вольноотпущенников. Он обсуждал с друзьями, какие законы следует провести в первую очередь и как поступать с чужестранными купцами, ежедневно прибывавшими в Рим.
Однажды, во время споров, чей-то голос вымолвил за его спиною:
— А знаешь, Сулла бьет Митридата! Пирей и Афинынакануне сдачи.
Марий нахмурился, встал и, сославшись на болезнь, ушел домой.
«А ведь эту войну мог выиграть я, герой Югуртинского похода, победитель кимбров и тевтонов! И всё — славу, богатство, триумф — отнял у меня он! О, как я ненавижу и проклинаю его!»
В этот день он слег.
Большой, толстый, с лихорадочно блестевшими глазами, он лежал на ложе и поминутно просил пить. Юлия подносила холодную воду из источника Эгерии, и он, сделав глоток, отстранял чашу. А на ночь требовал вина, разбавленного горячей водою.
Александрийские врачи, греки и иудеи, осматривая его, покачивали головами. Одни говорили, что у него застарелая простуда, другие — что больное сердце, а иные утверждали, что походы, битвы и лагерная жизнь подорвали его здоровье.
— Он прожил семьдесят лет — разве это мало? Он добился славы, могущества, богатства, был семь раз консулом, женился на красавице… Чего еще человеку нужно?
Накануне смерти начался бред. Потный, взъерошенный, Марий вскакивал с криком:
— Воины! Полчища Митридата не страшны для римлян! Вперед! Два легиона в засаду, остальным…
Он делал различные телодвижения, как в строю, отдавал приказания. И вдруг из его глотки вырвался военный клич.
Вскочил.
Его схватили и уложили. Он затих. И лежал неподвижно, шепча обрывки слов.
Цинна, Карбон, Серторий и Марий Младший прислушивались к его бормотанию, и никто не понимал, что хотел сказать старик.
Он умер внезапно, — захрипел, вздрогнул, голова запрокинулась.
Вожди плебса молча стояли над телом консула, старшего товарища и популяра, посвятившего остаток своей жизни борьбе с ненавистными сословиями.