Марийкино детство
Шрифт:
– А печник-то наш каков! И не узнать его – распорядительный, сурьёзный такой… «Мы, – говорит, – теперь многосемейных трудящихся, будем переселять из подвалов в верхние этажи. Пришло и наше время, пусть и наши ребята поживут в тепле да просторе…» Все как закричат!… А Волгина аж побледнела от злости – они ведь с мужем да с двумя собачками шесть комнат занимают.
После возвращения из больницы Марийке долго ещё не разрешали играть с Лорой. Елена Матвеевна всё боялась, что у Марийки где-нибудь под ногтями застряли микробы скарлатины.
– Господи, какая ты стала смешная!…
Докторша, которая раньше очень мало вмешивалась в хозяйские дела, теперь часто заходила на кухню и сама проверяла, не много ли масла уходит у Поли на жаренье котлет.
– Экономней, экономней, Поля, – говорила докторша, усаживаясь в своём шёлковом халате на табуретку возле плиты. – Скоро нам всем придётся есть картофельную шелуху. Нужно запасать продукты.
И докторша запасала. Катерина теперь целые дни бегала по очередям, получала пайки, приводила на дом спекулянток, которые выменивали сало и пшено на старые платья.
Кладовка и швейная комната до отказа были набиты банками, мешочками и узелками. Однажды Катерина приволокла откуда-то целую наволочку лаврового листа и десять жёлтых церковных свечей. В квартире развелось столько мышей, что кот Елены Матвеевны не успевал за ними охотиться.
Максимовна, кухарка Шамборских, прибежала на кухню к Поле:
– Полюшка, знаешь, матушка, новость? В газете пропечатано, что сегодня вечером в театре, где картины показывают, собрание кухарок будет со всего города.
– Чего? – переспросила Поля и перестала рубить мясо.
– Обще-город-ское собрание прислуги – написано, – раздельно сказала Максимовна. – Двадцать лет в кухарках живу, а про такое ещё не слыхивала. Сходим, что ли, Полюшка?
– А чего ж мы там делать будем? – спросила Поля. – Ты, Катерина, пойдёшь, что ли?
Катерина гладила бельё. Сжав тонкие губы, она старательно разглаживала тюлевую накидку и, не отвечая, покачала головой.
– Ну, так как же, Катерина? – спросила ещё раз Поля.
Катерина с грохотом опустила утюг на самоварную конфорку и фыркнула:
– Как же, так я и побежала!… Кто место берегёт, тот по собраниям не шляется.
– Вольному воля, – сказала Максимовна, приподнимаясь с табуретки, – а ты, Поля, к семи часам приходи.
После ухода Максимовны Марийка начала приставать к матери:
– Мама, и я с тобой пойду.
– Выдумаешь тоже! Вон лучше тарелки перетирай, а то мне одной не справиться.
В половине седьмого кухня была уже чисто прибрана, пол вымыт, кастрюли начищены и расставлены по полкам. Поля надела свой парадный плюшевый жакет и хотела уже идти, но в эту минуту в кухню заглянула Елена Матвеевна.
– Поля, быстренько ставь тесто для пончиков. Сейчас придут Дорошевичи. Куда ты это так нарядилась?
– На собрание иду. А тесто, Елена Матвеевна, пусть Катерина поставит.
– Ах, Поля, ты ведь сама знаешь, что у Катерины пончики всегда пригорают! И что это вдруг за собрание? Господи, уже и за кухарок, взялись!
– Уж как хотите, а я пойду.
Поля повернулась и вышла из кухни. Марийка опрометью кинулась за ней.
– Мама, мама, возьми меня с собой!
Поля махнула рукой:
– Ну, иди! От тебя ведь не отвяжешься.
Вот и кинематограф «Модерн».
Они вошли внутрь. Марийка ещё никогда здесь не бывала. Она увидела множество зеркал, мягкие диванчики и пальмы. Под потолком висела люстра в виде кораблика.
– Сколько много народу, мама! Неужели это всё кухарки?
Поля пожала плечами. Она не думала, что в городе так много кухарок.
– А вот и наши, – обрадовалась Поля, увидев на одном из диванчиков в углу Максимовну и горничную Сутницкого Франю.
– Чего девчонку притащила? Чай не для забавы нас сюда собрали! – строго сказала Максимовна…
Поля только махнула рукой – пускай, мол; а Марийка спряталась за её спину. Она боялась толстой усатой Максимовны; от которой пахло табаком.
– Только я сюда собралась идти, – рассказывала Поля женщинам, – вдруг наша-то на кухню явилась: «Пеки, Поля, пончики». А я прямо так и говорю: «Поедите, барыня, и Катерининых пончиков». Повернулась и ушла. Наша-то и осталась с разинутым ртом…
– А чего с ними церемониться? – сказала Франя. – Они вон с нами не нежничают. Выжмут всё здоровье и на улицу выкинут, как собаку. Ладно, теперь и мы, кастрюльницы, за ум возьмёмся.
Прозвучал звонок, все прошли в зал. Там было полутемно и холодно. Перед белым полотном экрана поставили длинный стол и стулья. За столом разместились пять мужчин и одна стриженая женщина в белой блузке с мужским галстуком.
Марийка так и подскочила на месте. За столом сидел Саша-переплётчик, а стриженая женщина была Анна Ивановна, та самая Анна Ивановна, которая умела печатать на машинке.
Марийка начала подмигивать Саше и даже помахала ему рукой, но он, видно, её не замечал.
Когда все заняли места и в зале утихло, Анна Ивановна вышла вперёд и сказала:
– Дорогие товарищи! Городская организация большевиков приветствует в вашем лице всех освобождённых женщин!
В зале захлопали в ладоши.
Потом вышел мужчина. Он говорил долго. Марийка нечаянно заснула, прислонившись к плечу матери. Её разбудил ужасный шум. Она вздрогнула и открыла глаза. Женщины вскакивали с мест, кричали и размахивали руками.
– Отменить слово «барыня»! Нету больше барынь!
– Чтоб был день отдыха раз в неделю!
– Пускай они нам на «вы» говорят. Всю жизнь тыкают, надоело!…