Марка страны Гонделупы (иллюстрации Клементьевой К.А.)
Шрифт:
Давно папа уехал. А не прислал ещё ни одного письма. Каждый день Кирилка спрашивает на почте письма от папы. Там ему отвечают: «Пишет, пишет…» Но если пишет, куда же деваются папины письма?
Кирилка тихонько вздохнул.
А снег всё шёл, шёл, и за окном становилось темно.
Потом Кирилка подумал, что завтра в школу можно идти в валенках. И это очень хорошо. Потому что ботинки у него давно прохудились, а сказать об этом тётке боязно. Обязательно заругается, что прохудились. Обязательно.
После валенок Кирилка сразу вспомнил про школу, про Петю Николаева
Сколько дней они сидят рядом, он и Петя, а всё равно Петя нипочём не хочет с ним дружить. Даже рукой заслоняет свои буквы, чтобы Кирилка на них не смотрел.
А какие у Пети буквы! Какие буквы!
Вчера вот у Пети капнула на парту клякса. Кирилка поскорее вытер эту кляксу да ещё послюнявил, чтобы на крышке не осталось пятна. Петя почему-то рассердился. Он сказал: «Значит, ты подлиза» – и покраснел. А чем же он подлиза?
Книги он всегда кладет в парту точь-в-точь как Петя, и карандаш у него похож на Петин. И промокашка тоже на красной ленточке.
Чем же он подлиза?
Конечно, если бы он отвечал без запинки уроки и если бы не кляксы, Петя бы с ним дружил.
А что ему делать?
На дополнительных занятиях он всегда отвечает хорошо. А вот в классе при всех боится. Клавдия Сергеевна, она добрая, она ему говорит: «Ну, Кирилка, ну отвечай же… Какой ты, право! Ты же всё знаешь! Отвечай…» А он стоит у доски и молчит. Не может слова выговорить. Вдруг все засмеются?..
А сколько у него клякс!.. Все тетради в кляксах. Разве можно дружить с мальчиком, у которого столько клякс?
А как же ему без клякс, если на столе всегда белая скатерть? Вот и приходится уроки делать на подоконнике. Учительница Клавдия Сергеевна то и дело повторяет: «Рука, которой пишешь, вся должна лежать на столе». А на подоконнике не то что рука – тетрадь еле помещается. А локоть совсем свисает. Вот потому у него и кляксы, что на подоконнике…
И в «колдунчики» его не берут играть. На переменках все мальчики играют, а его не берут… Никогда. Только дразнятся: «Рыжик-пыжик, почем десяток веснушек?»
Если веснушки хорошенько потереть щёткой – может, они сотрутся?
На этот раз Кирилка вздыхает глубоко и протяжно.
– Тише! – сердито шепчет тётка. – Генечку не разбуди.
Генечка – её сын. Хоть ему только пять лет, дерётся он очень больно. А сдачи Генечке тётка не велит давать.
Новые ботинки, которые ему перед отъездом на Север купил отец, тётка спрятала в комод – наверно, для Генечки. И новую шапку-ушанку (тоже отец купил) надевает Генечка. А когда тётка идет в гастроном, или на базар, или ещё куда, то велит Кирилке, чтобы тот смотрел за Генечкой и не обижал его. А почему Генечке она не говорит, чтобы он не дрался?
Кирилка опять вздохнул.
– Говорят, тише! – прошипела тётка. – Уроки делай…
– Сделал, – тоненьким голоском ответил Кирилка и снова вздохнул.
Что же поделаешь, такая у него была привычка: вздыхать и вздыхать…
Плохо жить на свете, когда совсем один, когда тётка слова ласкового не скажет, а дядя, папин брат, хоть добрый, да всё на работе. Иногда погладит Кирилку по голове… Только редко это бывает.
А отец далеко, на Севере. И сам не едет, и писем не шлёт.
А главное, плохо, когда нет товарищей. Плохо, ох как плохо…
Глава седьмая
Кирилкин портфель
Петя и Вовка мало похожи друг на друга. И характером и наружностью.
Петя высоконький мальчик и немного бледноват. Вовка же, наоборот, коренастый коротышка. У Пети на лбу аккуратно подстриженная чёлочка, а у Вовки на затылке торчит хохолок, похожий на кисточку для бритья.
Петя щурится. Он слегка близорук. А когда он смеётся, на самой серёдке носа у него, как и у мамы, гармошкой собираются морщинки.
У Вовки же щёки до того красны и до того круглы, что просто удивительно, как только птицы не склевали их по ошибке вместо яблок.
Вовка, что называется, «тяп-ляп». Схватит – бросит. Бросит – снова схватит. И никакого толку. По десять раз в день он придумывал что-нибудь новое и никогда ничего не кончал. Не то что Петя, который всё всегда доводит до конца.
В школу Вовка обязательно опаздывал бы, но аккуратный Петя заходил за ним каждое утро.
Не в пример Пете, Вовка очень любил драться. Он был большим задирой и с удовольствием ввязывался в любые потасовки. Дрался он обыкновенно своим портфелем, и если судить только по портфелю, то всякий бы сказал про Вовку: этот мальчик, вероятно, давно окончил школу. Портфель у Вовки был драный, с оторванной и кое-как прикрученной ручкой. Замка совсем не было, и Вовка мог таскать свой портфель только под мышкой. Прямо не верилось, что всего каких-нибудь два месяца тому назад этот портфель, новёшенький, завернутый в серую бумагу, перевязанный сверху бечёвкой, Вовкин отец принёс из магазина.
А у рыженького Кирилки вообще не было никакого портфеля. До самого снега он носил в школу книги и тетради завёрнутыми в газетную бумагу.
В одно прекрасное утро – для Кирилки это утро было особенно прекрасным – весь класс дружно ахнул: Кирилка явился в школу с портфелем. Да ещё с каким!
Мало того, что этот портфель был из роскошной тёмно-коричневой кожи и ростом почти с самого Кирилку, он был с двумя замками, с двумя ключами и с двумя ремнями. Он мог складываться и раскладываться. И, кроме того, в нём имелось не меньше восьми различных отделений, начиная от самых крохотных, куда можно было сунуть разную мелочь, вроде конфетной бумажки или пера, и кончая колоссальным отделением, во всю длину раскрытого портфеля, куда при желании мог поместиться даже сам Кирилка.
Конечно, все эти подробности выяснились много позднее – на переменке. А в первый момент, когда Кирилка и его новый портфель появились в дверях класса, все только в изумлении ахнули.
Клавдия Сергеевна тоже заметила новый Кирилкин портфель и подозвала к себе Кирилку.
Застенчиво краснея, Кирилка подошёл.
– Замечательный портфель! – проговорила Клавдия Сергеевна и спросила: – Кто же тебе подарил его, Кирилка?
И вот тогда-то класс впервые услыхал Кирилкин голос, тоненький, словно писк комара: