Марргаст. Первое семя тьмы
Шрифт:
– Катакомбы, – кивнул я.
– Он пьянствовал там, спал и гадил, разлагаясь еще при жизни. Дни сменялись ночами, время исчезло. Он и не заметил, как его поглотила тень.
– А если бы вы пришли раньше, то смогли его спасти? – Я дернулся, попытался вскочить, но меня силой усадили обратно.
Одноглазый смаг склонил косматую голову в бок. Его кадык заходил ходуном.
– Кхе-хе, один Мерун знает ответ!
– Ойла, перестань, – Главарь остановил старика взглядом. – Смаги веками хранили знания о войне с тенями. Пока Братству удается сохранять порядок, но настали
– И висеть тебе тогда, ясен клен, на виселице, – добавил Щука, изобразив ладонью захват и скривив рожу, точно от удушья.
Так они все же хотят, чтобы я к ним присоединился. Весьма странным способом убеждают, но все же.
– И для чего я вам так нужен?
Радогост развел руками, удивляясь столь неуместному вопросу.
– Наше Братство со времен правления Первого владыки защищало людей от порождений тьмы. Сейчас никто не вспомнит, сколько предки-смаги сделали для своего народа. Нас мало, Иван, крайне мало. Мы слабое эхо отгремевшего величия.
– Почему же тогда не напомнить людям о вас? – спросил я. – Сходите к князю, расскажите правду. Пусть соберут армию, дадут вам денег.
– А я говорил, что он дурак, – наставительно буркнул Ойла из угла. Вот же дряхлый ворон!
Главарь смагов улыбнулся. Смуглая ладонь скользнула по лицу, и я впервые заметил, какая у смагов жесткая кожа. Словно их всех подсушили над костром.
– Нельзя. После свержения Гороховых потомков и раскола великого царства, мы потеряли всех покровителей. Борислав с братьями терпят нас только из уважения к мудрости Первого. Богатыри приносят головы лесных чудищ, огненных змеев – а как доказать свою правоту нам? А сумеем их убедить, кто даст слово, что люди не попытаются использовать открывшиеся знания во зло?
Я содрогнулся, как наяву увидев широкую пасть трехрогого. Его зловоние и тот суеверный ужас, вызванный одним видом гротескного тела. Кому захочется призывать такое? Хотя для войны или чтобы укрепить собственную власть среди коварных братьев…
– Мы раскрыли многое из того, что знаем сами, – Радогост выпрямился. – Силой заставить тебя мы не можем, поэтому спрошу прямо – ты пойдешь с нами?
– Откажешься, мы поймем, – Щука встал с ним рядом. – Будешь жить как раньше, разве что станешь чуть известней. С каждой стены будет глядеть твоя хитрая рожа. Но это ж не проблема, да?
Кажется, значение фразы «добровольный выбор» этим чудакам неизвестен.
Я поджал губы, изображая моральные терзания. С понурым видом пожал ладонь главного смага – отчего тот сразу посветлел лицом, – а про себя подумал, что время рассудит, кто и кого будет использовать. Они напрасно меня недооценивали.
***
– Я не могу ехать в город в таком состоянии.
На меня снова смотрели, как на юродивого. Даже молчаливые ученики выразили свое презрение мимикой. Щука, заплетавший бороду в короткую торчащую косицу, оторвался от этого занятия и почесал
– А что с тобой? Ты же воду пил. Не полегчало?
Я закрыл глаза, и как учили в Сокольской школе, досчитал до десяти.
– Мои раны. Они не станут хуже?
– Какие раны? – в ответ искреннее удивление.
Какие? Те, что оставила призрачная многоногая тварь! От мысли, что мое лицо и спина напоминают разодранную хоругвь, становилось погано. Они что, это даже в расчет не берут?
– Он не заметил, – подсказал Радогост.
– Что не заметил? – всполошился я.
– А-а, – протянул Щука. – Думает, что оно по-настоящему.
– А как еще?!
Я озадаченно крутил головой, пытаясь уловить смысл их загадочных перемигиваний.
– Ему уже ничего не поможет, – ехидно прошелестел одноглазый.
Да что происходит, в конце-то концов!
Переборов отвращение и страх, я прижал ладони к щекам, боясь ощутить извилистые бороздки раскроенной плоти. Но почувствовал лишь горячую кожу, липкую от пота и вполне целую.
Боль по-прежнему жила где-то глубоко внутри, лишенная причины для существования. Не веря своим ощущениям, я стянул полушубок, просунул руки под рубаху и начал судорожно елозить. Ни-че-го.
Щука поспешил меня успокоить:
– Ты не утратил разум. Шишигари внушила тебе боль, как она внушала страх и панику. Она слишком ослабла, чтобы ранить всерьез. Получила мало крови.
– Эти твари набираются сил пропорционально количеству и качеству жертв, – сказал Рад.
– Но в Фензино…
– Там особый случай. Тебе не повезло.
Они резко помрачнели и стали собираться в удвоенном темпе. Когда все ловушки и инструменты были сложены, а кувшин надежно запечатан, смаги отправились за телом жертвы.
Мы спустились вниз и почти сразу наткнулись на иссохшее тело. Пропойца из последних сил полз к выходу, желая спастись, а может воссоединиться со своим ручным чудовищем. Внешне он отличался от Беляны, от которой осталась одни кожаные лоскуты. Он был относительно цел. Лицо застыло предсмертной маской, рот раскрыт, язык вывалился и лежал на камнях, как сморщенная улитка без панциря. Под ногтями засохла кровь – он разодрал себе грудь до мяса.
– Дрянь, – выругался Радогост.
И непонятно, что его злило больше: исход битвы или вид мертвеца. Вместе с учениками они перевернули тело на спину, с заметным усилием закрыли рот, очистили ногти и посмертно перевязали раны.
– Скажем, что он получил увечья задолго до гибели.
Остальные кивнули. Я не сразу догадался, к чему такие сложности. Они хотели стереть малейшее присутствие одержимости. Тело вынесли под лунный свет. Прикопав его в снег перед главным теремом, смаги направились к жилым кварталам Каменновыси. Там мне повезло присутствовать при отвратительнейшей сцене.
Несколько месяцев назад жена скончавшегося обратилась к смагам за помощью, так как обычные поиски не дали результата. Они сразу почуяли неладное. Слухи о дурном месте сошлись с дурными привычками пропавшего пьянчуги. Первое время шишигари пряталась, пока по руку не подвернулся такой умный и везучий я…