Марш 30-го года
Шрифт:
– Совесть - она вроде денег. У кого была, у того и осталась. А у кого не было, у того и оставаться нечему. С голого, как с святого.
Семен Максимович косо глянул на Степана:
– Нет... Это капитан правильно сказал. Военное дело... все-таки специальность... Артиллерия, правилньо... не будут стрелять... Ну... а из винтовок?
– Из винтовки, Семен Максимович, всякая сволочь стрелять может, а из пушки черта с два.
Алеша отвернулся к окну, посмотрел на отца через плечо, ничего не сказал, а когда
– И из пушек... некоторые могут стрелять.
– Кто?
– Офицеры.
– Артиллеристы?
– Да.
– Никогда!
– ответил капитан решительно.
– Никогда! По народу?
– А девятьсот пятый?
– Так кто? Кто? Помните? Гвардия! Видите?
33
Степан стоял у колодца, держал в руках ведро, полное воды, и говорил Семену Максимовичу:
– А я тебе что говорил? Он такой боевой генерал, только в плену сидеть. У немцев сидел, а теперь у своих сидит. Называется боевой генерал.
Алеша возразил:
– Ну, ты, Степан, неправильно говоришь. От немцев он геройски удрал.
– А от наших не удерет... герой такой.
Семен Максимович на земле сбивал деревянный ящик для угля и энергично крякал, размахиваясь тяжелым молотком.
– От таких, как теперь наши, тоже удрать может.
– А чем наши плохие?
– спросил Степан.
– Разболтались очень, разговорились. Корнилов этот не такой, как ты думаешь. Да и другие есть, наверное.
– А мы, по-твоему, какие, Семен Максимович?
– А что же? Тут за жабры брать нужно, а мы болтаем.
Стукнула калитка. Алеша быстро пошел навстречу павлу Варавве:
– Павлушка!
Павло сверкнул белками, белыми зубами. Его смуглое лицо сейчас горело здоровьем, оживлением и силой. Он пожал руку Алеше и обратился к Семену Максимовичу с серьезной, дружеской почтительностью:
– Товарищ Теплов, я за вами.
– Что у вас там загорелось?
– Да вот я вам расскажу.
Он взял старика под руку и потащил в садик. Семен Максимович шел за ним, деловито и озабоченно поглаживая бороду. Степан поднял ведро и потащил в хату. По дороге моргнул на садик:
– Секреты завелись у рабочего класса.
Он поставил ведро в сенях и выскочил снова во двор:
– Алеша, Алеша, а знаешь, чего они толкуют все, большевики-то наши?
– А ты знаешь?
– А как же? Я все знаю. Оружие готовят.
– Ну?
– Честное тебе слово. Красная гвардия будет. Война!
Проходя к калитке, Павел сказал Алеше:
– Алексей, слышал? Подполковник Троицкий здесь.
– Да он уехал давно.
– Опять приехал. У Корнилова был. И не скрывает, хвастает.
Степан растянул рот:
– Хвастал один, по базару, дескать, ходил, догнать не догнали, а бока ободрали.
По своему обыкновению, Павел высоко вскинул руки и захохотал
– Говорят, он недаром сюда приехал. Мобилизация офицеров.
– Да брось, - отмахнулся Алеша.
– Увидишь. Он тебя найдет наверняка.
Степан открыл рот и глаза:
– Во! Это ж в каком будет смысле? Мобилизация!
34
Предсказание Павла подтвердилось скоро. Через несколько дней в кухню вошла чернобровая быстроглазая девушка и, держа в руках белый конверт, спросила:
– Не туда, что ли, попала?
– А тебе куда нужно?
– спросил капитан.
– Тут нужно... Теплова. Поручник... порутчик они. Из офицерей.
Капитан поднял одну бровь:
– Из офицерей? А для чего тебе?
– А подполковник Троицкий, батюшки нашего сынок, прислали. Только сказали, в личные ихние руки.
– А ты при чем?
– Хи... А как же... я там, у батюшки роблю.
– Прислуга?
– Не прислуга, а горничная вовсе.
– Ну, давай.
– А это вы и будете... поручник... пору... тчик Теплов?
– Это я и буду.
– Не, это не может такое быть... пору... тчик молодые должные быть...
– Алексей Семенович, - крикнул капитан в другую комнату, - идите-ка сюда.
Алеша вышел. Чернобровая обрадовалась:
– Это они и будут молодые... Поручник...
Алеша вскрыл конверт:
– Ха! Павло правду говорил. Почитайте, капитан.
– Вот видите, - пропела девушка, - а вы капитан вовсе. А не тот...
– А ты шустрая!
– сказал Алеша.
– А отчевой-то вы так бедно живете? И капитан, и поручник, а бедно живете? Я сколько уже отнесла бумажек этих, так богато живут, а вы бедно отчевой-то...
– Как тебя зовут? Маруся?
– спросил Алеша.
– Ой, боже ж мой, господи, Маруся! А откуда вы познали?
– Так по глазам же видно.
Маруся дернулась к дверям, но оглянулась на Алешу сердито:
– У! По глазах! Ничего по глазах не видно!
Капитан серьезно вытянул губы:
– Ну, что ты, милая, как тебе не стыдно! Такая большая и такого пустяка не знаешь! Всегда видно.
– А почему по ваших глазах не видно, как вас звать?
– Так он же не Маруся.
– Ой! Какие вы! А... а угадали, смотри!
Очарованная этим обстоятельством, Маруся блаженно загляделась на Алешу. Он поставил ей стул:
– Марусыно, сердце! Садись, красавицы!
– А для чего?
Но села, не спуская с Алеши пораженных событиями очей.
– Так богато, говоришь, живут?
– Это... кому письма носила? Ой, и богато! Как те, как буржуи!
– А к кому ты носила?
И вчера носила и сегодня. Значит, так: поручник... тот... Бобровский, потом капитан Воронцов, потом еще капитан, только не настоящий капитан, а еще как-то...