Марш Акпарса

Крупняков Аркадий Степанович

Все четверо научились делать ложки, Ешка таскал их в окрест­ные села, в обмен приносил хлеб, сало, яйца, молоко. В деревнях и хуторах, далеких от церквей, тайком крестил ребятишек, венчал молодых, отпевал усопших. Когда ложками снабдили всех мужи­ков в округе, бабы стали прясть лен, Санька из нитей вязал се­ти, продавал их местным рыбакам. Кормились хоть и скудно, однако не голодали.

Зима в этом году спервоначалу была мягкой, но после рож­дества словно взбесилась: морозы чередовались с ветрами, бу­раны— с метелями. Наши зимовщики сидели-сидели в своей за­несенной по самую крышу берлоге, но делать нечего — надо вы­ходить, потому как хлеб кончился. И Ешка, забрав две сети и мешок ложек, ушел в пургу. Сутки его нет, вторые, третьи...

— Не видно свету вольного,— сокрушалась Палага.—Беснуется пурга. Чую сердцем, попик наш пропадет — как пить дать. Пойду искать.— И Палага стала надевать шубейку. Санька отложил в сторону челнок и сеть, тоже поднялся, оказал:

— С твоей ли силой в такую непогодь? Сидите тут — я встречу.

— И я с тобой,— Ирина схватила шаль,— загинешь один в пурге.

Санька открыл дверь, снежный ветер ворвался в зимовку. Палата осталась одна, зажгла перед иконой божьей матери лампадку, встала на колени. За окном выла пурга, и Палата подумала: «Если в нашей чащобе такое, то что же в открытом поле творится?»

В молитве и не заметила, как распахнулась дверь и на пороге появился весь занесенный снегом Ешка, а за ним — двое, в суконных чапанах с башлыками, внесли человека.

— Ну, пропади ты пропадом, тащи его сюда,—прогудел Еш| ка. — Давай, клади на нары.

— Боже мой! Кто это?— воскликнула Палата.

— В дороге захворал,— снимая тулуп ответил Ешка.— Ну что вы встали? Тащите другого.

Двое в чапанах торопливо вышли.

— Ну, слава тебе господи, вернулся,— с облегчением сказала Палага и тут же начала ворчать:—У, долгогривый! В такую зава­руху да целую неделю в лесу!

— Молчи, квашня, чем языком чесать, согрей воды. Не видишь— помороженные люди.

— Они не наши, вроде?—спросила Палага, ставя на горячую печку котелок с водой.— Нехристи?

— Живые люди...

Двое в чапанах внесли еще одного, рядом с первым положили. Палага помогала развязывать башлыки, расстегивать чапаны.

— Не бойтесь, раздевайтесь. Здесь вас никто не тронет,— сказал Ешка, развязывая мешок.— Вот хлеб оттает — поедим.— Он вынул из мешка огромный каравай ржаного хлеба, положил на печку рядом с котомкой.

— Спасибо. Еще успеем,— ответил один.— Надо бы на до­рогу выйти. Нет ли погони?

—Я чую, с этими гостями придется плакать,— сказала Палага, когда те вышли,—Они либо татары, либо еще хуже. Ножи под чапанами видал какие? Скорей всего они лазутчики татар. А ты приволок их сюда!

— Они, Палагонька, измучены, хворые они. И более нам о них знать ничего не надо.

— Душа святая! Вот подожди, оклемаются тебя же первого и прирежут.

— Не ворчи, квашня, помогай хворым!

— А я что делаю?— Палага сняла с больных чапаны, оба были без сознания, тихо стонали. Бросив в котелок горсть сухой малины, Палага вытащила из рундучка склянку с гусиным жиром, смазала больным обмороженные руки и лица. Кожа на них мес­тами почернела, местами покрылась красноватыми язвами.

Когда малиновый отвар вскипел, Палага разлила его по круж­

кам и, приподнимая больных, по очереди напоила. Больные ус­нули, Палага покрыла их, снова налила в котелок воды.

Двое в чапанах вбежали в зимовку, один заговорил тороп­ливо:

— Погоня... Идут по следу. Вы уходите в лес. Мы будем драться!

— Вы ножички спрячьте,— спокойно сказал Ешка.— Есть за­пасной выход.

— Какой? Одна же дверь-то...

— Лезь под пол. Там сидите. Коли учуют — бегите. Подземный ход к реке ведет.— Ешка сдернул с пола плетеный лыковый ков­рик, открыл люк, они спрыгнули под пол. Закрыв люк, Ешка встал на половичок, снял с шеи большой серебряный крест и за­тянул заупокойную молитву. Палага, закрыв дверь на засов, дис­кантом вторила ему.

В сенцах раздались крики, в дверь сильно ударили, ветхий пасов выскочил из скобок, дверь упала на пол, и четверо дюжих татар ворвались в зимовку. Ешка и Палага запели громче:

Упокой, господи,

Души рабов твоих,

Даниилы и Ерми-илы...

Вечная па-амять... Вечная па-амять...

— Что тут за люди?! Почему в лесу живете?—спросил молодой татарин с обнаженной саблей в руке-.

— Тихо, ты! Не ори,— подняв крест, сказал Ешка.— Покойники и доме, не видишь!

— Почему сдохли?

— Кто знает? Язва, может, а то и чума.

Татарин подошел к больным, откинул чапан, увидел язвы, в страхе отшатнулся.

— Мы шли сюда по следу. Весь снег затоптан. Народу много было, куда все девались?

— Я за попом ходила,— ответила Палага.— Вот привела...

— Врешь, баба!

— Вы хоть дверь прикройте, ироды! Холодно.

— Сама прикрой. Мы искать будем. Найдем — секим башка.

— Кого хоть ищите-то?

— Опасных преступников ловим. Их четверо. Сюда пошли.

Обшарив все углы, татары выскочили на волю, чтобы обыскать

псе вокруг зимовки. Старший остался в зимовке, вынул из кармана кошелек с деньгами, положил на стол.

— Тут деньги. Если придут четверо, дайте знать. Мы в сосед­нем селе будем. Им далеко не уйти. Понял?

— Понял, служивый. Но я думаю, что одного кошелька мало. За каждого по кошельку.

209

1-І Марш Акпарса

— Э-э, русский поп! Ты такой же жадный, как наш мулла. Од­ного кошелька хватит. Там серебро, не медь.